Онлайн книга «Молчание посвященных»
|
– Ему про Фому, а он про Ерему! – усмехнулся генерал. – А скажи-ка, сокол ясный, на гражданке в милицию пойдешь служить или в ресторанные вышибалы? – Отец у меня – мастером на заводе, учеником автослесаря к нему пойду. Генерал побарабанил пальцами по столу, потом достал из ящика папку. – Подполковник Савелов в приемной, товарищ генерал, – сообщил по внутренней связи адъютант. – Он только что из Берлина и просит срочно принять его по важному делу. – Зови, – пробасил генерал и протянул папку Шальнову. – Заполни в приемной, правдоискатель хренов. – Что заполнить, товарищ генерал? – Анкету установленного образца. Нарисуй там подробную автобиографию и все такое… Но о тех афганских гастролях ни-ни, упаси бог!.. Не пришло еще время, понимаешь. – Для увольнения в резерв анкеты не требуется. – А для направления на учебу в Академию КГБ СССР требуется. – Но, товарищ генерал… – «Но» отставить, а про «чистое золото правды» как-нибудь на досуге еще потолкуем, философ. – Но я… – Готовиться к приемным экзаменам шагом марш! – Есть готовиться к приемным экзаменам! – отчеканил Шальнов и, развернувшись, едва не наткнулся на вошедшего в кабинет подполковника Савелова. – С возвращением в строй, Андрей! – протянул тот ему руку. – Не представляешь, как я рад тебя видеть в полном здравии… Было видно, что Савелов действительно рад их нечаянной встрече. Но Шальнов, будто не заметив его протянутой руки, холодно отчеканил: – Здравия желаю, товарищ подполковник! – и быстрым шагом вышел из генеральского кабинета. – Зачем так, Андрей?! – крикнул ему в спину вспыхнувший Савелов, но Шальнов уже скрылся за дверью. – Не бери в голову, Вадим, на каждый чих не накрестишься, – показал на стул генерал. – Какой-то мудозвон из военной прокуратуры познакомил его с некоторыми деталями по уголовному делу Сарматова. А порода-то казачья, вот и пошел вразнос сокол ясный. Рапорт об отставке, понимаешь ли, подал в знак протеста. Я этот его «протест» под сукно, а ему направление на учебу в Академию КГБ. Пусть в стольном граде двойню свою тетешкает да на наших глазах ума-разума набирается. – С умом у него все в порядке, – хмуро заметил Савелов и, чтобы сменить тему неприятного разговора, протянул пачку фотографий. – Вот полюбуйтесь, Сергей Иванович… Водрузив на нос очки, генерал принялся с интересом рассматривать снимки средневекового замка. Его увитые плющом и диким виноградом древние стены и башни угрюмо возвышались над уходящими к горизонту лесистыми холмами и долиной, которую прорезали извилистая лента реки и прямой, как штык, автобан, пронзивший небольшое селение с аккуратными немецкими домами и средневековой, в готическом стиле, кирхой. – Цитадель! – хмыкнул Толмачев, отложив фотографии. – Во сколько она нам влетела? – В пару миллионов дойчмарок. Турки работали день и ночь. Внешний вид привели в порядок в соответствии с немецкими требованиями. Министерство культуры Германии дало высокую оценку наружным реставрационным работам на памятнике немецкой культуры и истории. – Немчура-а!.. Умеют рыбку съесть и не уколоться. Купите, мол, за одну марку, отреставрируйте за пару миллионов, а потом налоги да бешеные деньги за аренду земли платите. А про то, что земля их немецкая нашей русской кровью пропитана, про то молчок… Нам бы научиться такими хитрожопыми быть! – Не научимся, – с улыбкой покачал головой Савелов. – Немцам, говорят, мозги бог на аптекарских весах отвешивает, а нам пригоршней, без весу, в башку бросает… Генерал усмехнулся и положил руку на трубку телефона правительственной связи, но прежде чем снять ее, спросил с опаской: – Наследники баронов фон Фриц сию цитадель назад не потребуют? – «Проверено – мин нет», – успокоил его подполковник. – Наследники баронского гнезда погибли в Дрездене в сорок пятом под американскими авиабомбами. Оставался, правда, один, но… о нем в свое время позаботились люди из штази. Генерал хмыкнул и набрал номер на телефонном диске: – Алло!.. Это я, Павел… Не узнал брата родного?.. О-о-о, значит, богатым буду… Мне тут репродукции с картин старых немецких мастеров принесли, нет желания полюбоваться?.. Дело, говоришь, ко мне есть?.. На дачу?.. Добро, через два часа буду. – Со мной поедешь, Вадим, – положив трубку, сказал генерал. – Сам «баронское гнездо» ему покажешь и объяснишь, что к чему, если вопросы возникнут… Навстречу генеральской «Волге» в завесе дождя унылой чередой плыли подмосковные деревни с отцветающей сиренью, поля с ударившими в рост зеленями и задумчивые березовые перелески. Генерал с переднего сиденья искоса посматривал в боковое зеркало, в котором отражалось хмурое лицо сидящего сзади Савелова. Переживает… Умыл, умыл его старлей, подумал генерал, вспомнив, как Шальнов «не заметил» протянутой руки новоиспеченного подполковника. А что переживать-то? Золотую Звезду и подполковничьи погоны Савелов на паркетах не выпрашивал, принял то, что на него упало. На что уж майор Сарматов на дух его не переносил, однако в посмертном донесении из того проклятого афганского рейда собственноручно подтвердил, что капитан Савелов в бою труса не праздновал. Но не прост сынок академика, ой не прост… Сам-то академик большой говорун, половину Африки и Латинской Америки уговорил в социализм уверовать, зато сынок – молчун. А за его молчанием пойми, то ли он всех вокруг за быдло держит, то ли в своей интеллигентской душе совковой лопатой копается… – Вадим, ты сам-то что думаешь об уголовном деле покойного Сарматова? – повернулся генерал к хмурому Савелову. – Чушь собачья! – нехотя отозвался тот. – Из Сарматова изменник Родины, как из меня эфиопская принцесса. Но понять несложно, кому и зачем это «дело» понадобилось. – Полегче, полегче, подполковник! – громыхнул генерал. – Группа-то ваша накрылась… – На мертвых во все времена списывали грехи живых, – будто не услышав генеральского грома, продолжал Савелов. – Мертвые сраму не имут… А о близких, о детях их подумать у нас, как водится, всегда забывали. Расти, мол, юная поросль, не ведая, что все твои настоящие и будущие анкеты давно проштампованы черным клеймом за дела матерей и отцов, якобы изменников, шпионов и врагов народа. Чтобы скрыть горькую усмешку, Савелов отвернулся к окну, по которому шариками серебристой ртути стекали дождевые капли. «Эк его несет! – подумал генерал. – Как-нибудь на досуге вправлю ему мозги». Но в душе он вынужден был признать, что не так уж и не прав сынок академика. Сколько их, «детей врагов народа», проштампованных черным клеймом его Конторы, несмотря на образованные светлые головы, не поднялось выше прораба на стройке или эмэнэса в научном институте. Скольким номенклатурным чинушам эти проштампованные эмэнэсики сотворили кандидатских и докторских диссертаций – не сосчитать. Взять хотя бы тестя Савелова, атоммашевского Николая Степановича Пылаева. Пронырливый пермяк вряд ли отличит атомную бомбу от коровьей лепехи, а поди ж ты, доктором физических наук заделался и, говорят, теперь в академики метит. Проштампованных эмэнэсов на век пермяка хватит – любую научную тему по его заказу раскрутят, а когда на того ордена и премии посыпятся, эмэнэсы, памятуя о злой судьбе родителей, будут молчать в тряпочку и даже аплодировать. |