Онлайн книга «Молчание посвященных»
|
– Как все немецкие дети, – пожала плечами Урсула и, покраснев, опустила глаза. – Он прекрасный ребенок, но ему очень не хватает отца. – Простите за любопытство, а где его отец? – Его вертолет сбили в Афганистане… Похоронен на кладбище в Белогорске. – Простите… – Вы должны были задать этот вопрос. – Он был русский?.. – Немец по национальности и русский офицер. Очень гордился этим. – Зачем немцу русское офицерство? – кинул на нее взгляд Савелов. – В наше подлое время русских-то этот крест к земле гнет, а для немца он точно смерть. – Пауль Герк считал Россию своим Отечеством, так же, как наши отцы, деды и прадеды. Они поселились в Крыму еще при императрице Екатерине. Занимались виноградарством, торговлей винами, зерном, кожей… – Простите за дурацкий вопрос, фрау Урсула. – Пожалуйста, герр Зильбербард! Вы странный… – Чем? – Кажется, от вас в любую секунду может ударить током. – Боитесь меня? – Пожалуй… – Не знаю, что сказать… Разве только то, что вы очень красивая. – Я рыжая. А на рыжих, товарищ подполковник, все горшки падают. – Если так записано на небесных скрижалях, куда денешься от падающих горшков, товарищ старший лейтенант? Она бросила на него внимательный взгляд из-под светлых ресниц и, покраснев, отвернулась к окну. Они проехали Сиваш, впереди показались будка ГАИ с перекрывающим дорогу полосатым шлагбаумом. На посту скучал перепоясанный белой портупеей грузный милиционер. От нечего делать он лениво переругивался с возчиками гужевых подвод, нагруженных свежим сеном. – Нэ положэно возыты сино по дэржавному шляху! – вразумлял их милиционер. Один из возчиков что-то сунул в его широкую, как лопата, ладонь, и конфликт сразу пошел на убыль. Пропустив подводы и увидев приближающуюся иномарку, милиционер перекрыл дорогу шлагбаумом. – Фрау Урсула, тараторьте с малышом по-немецки и старайтесь держаться непринужденно, – приказал Савелов, взводя пистолет. – Похоже на обычную проверку, но если что – на пол машины и лежать тихо, как мыши. Милиционер вспотел от натуги, читая немецкие документы четы фон Зильбербард. Савелов пришел ему на помощь. – Я ест дойче турист фон Зильбербард! – пояснил он. – Дас ист майне фрау… жена и сын. Ми приехал в Крым из Германия, Кёльн. – Куды зараз путь? – оглядывая машину, хмурил лоб милиционер. – Что ест путь? – бормотал Савелов, листая потрепанный русско-немецкий разговорник. – Дорога, чи шлях, – пояснил милиционер. – О, понимайт! Майне дорога – из Ялта нах Дойчланд, домой. – Домой собрался, немчура бисова, а агрэгат чумазый, як порося у колгоспи! Ездють, ездють по нам… – Не понимайт, – вновь полез в разговорник Савелов. Милиционер провел пальцем по запыленному крылу «БМВ» и показал жезлом на залепленный грязью номерной знак. – Штраф, герр, як тоби?.. Тьфу, язык зверзнэтся!.. Фон Забарбад! Штраф плати, чого вылупився, як баран на нови ворота? – повысил он голос. – О-о-о, понимайт, штраф! – воскликнул Савелов, доставая бумажник. Среди нескольких протянутых ему купюр милиционер высмотрел одну, в пятьдесят марок. Будто боясь заразиться, осторожно взял ее двумя пальцами и воровато спрятал в карман. – Данке! Данке шён! – источал признательность Савелов, проезжая под открывшийся шлагбаум. И едва белый «БМВ» отъехал на полкилометра, как к милицейской будке подкатила черная «Волга» с синим проблесковым маячком на крыше. – Кто такие? – показав милиционеру красную книжицу, кивнул на удаляющийся «БМВ» один из четырех крепких парней в штатском, выскочивших из «Волги». – Та нимци, будь воны… На наший мови нэ бум-бум, – флегматично ответил тот. – Номера эти? – показал бумажку крепкий парень, по виду главный из них. – Ни, ни, – отмахнулся милиционер, – те булы инши. – Фамилия «нимцев»? – Хер фон… Язык зверзнешь, як его бисову душу?.. Зибер… Залбар… Забарбадж, з мисту Кельн. – Вот этот? – показал старший фотографию Савелова. – Лет сорока, высокий, глаза карие. – Ни-и, – мотнул головой милиционер. – Вин дуже старый, а очи блакитни, як Чорнэ морэ пид Одэссою. Турыст вин, та дытына з жинкой. Гарна така жинка, ни яка тоби москальска гоплыха. – Придется ждать, когда наш кадр появится, – бросил остальным старший и, скривившись, потер виски. – Вчера у соседа оттянулся на дне рождения, а сегодня в мозгу звон Бухенвальда. Парни переглянулись и посмотрели на милиционера, склонившегося с тоненькой ручкой в натруженных крестьянских пальцах над школьной тетрадью. – Так, зараз рэгыстрируэмо, – бормотал тот, – Забарбадж з миста Кельн, шо в Нимэтчине. – Как тебя зовут? – спросил его главный. – Сэржант Трохим Опанасько, – с деревенской степенностью ответил милиционер. – Мэнэ тут уси селяны дядько Трохим кличут, хлопчики. – Вот ты, дядько Трохим, марки с немчика содрал, а квитанцию забыл небось выписать… А если мы телегу на тебя спустим: так и так, мол, сержант ваш ментовский Опанасько валюту с иностранцев дерет и квитков не выписывает. По валютной развеселой статье нет желания загреметь, а, дядько Трохим? – Яки марки, яка валюта? – лицо милиционера наливалось на глазах буряковым цветом. – Брэхня цэ! Брэхня!!! – Органы никогда не «брэшут», сержант Опанасько! – ледяным тоном обрезал его старший. – За злостную клевету на органы тоже статья имеется. Один из приезжих неожиданно крепко обнял гаишника за плечи, другой тем временем ловко выудил из кармана милицейской куртки, вместе с измятыми трояками, пятерками и червонцами, злополучные пятьдесят немецких марок. – А это что? – скривил тонкие губы старший. – Валюта, дядько Трохим. – Цэ ж дытыни прэзэнт на морозиво! – едва не заплакал тот. Ответом ему было ледяное презрительное молчание, от которого у милиционера под курткой загулял сибирский мороз. Потом один из приезжих смилостивился: – Слушай, дядько Трохим, а не поменять ли нам к обоюдной выгоде твой «прэзэнт» на горилку с салом? – Цэ нэ можно, у магазини горилки нэма, – уныло ответил милиционер и, спотыкаясь на ватных ногах, направился к мотоциклу, стоящему за будкой. – Пойду, хлопцы, до села, може, у бабкы Ганны зараз самогону нашукаю. Гарный у ей самогон. – Поезжай, поезжай, – согласился старший и выхватил из его рук жезл. – А палку оставь нам, на всякий случай. – Який случай? – вскричал тот. – Бэз мэнэ, хлопци, нэ можно! |