Онлайн книга «Лазурный берег»
— Так я и понял… — Егоров вылепил в воздухе руками эдакую снежную бабу. — С голым агентом. А кактус на балконе — чтобы голым задом на него не сесть. В голосе подполковника звучала досада. Голого агента он вчера имел возможность разглядеть хорошо. Несмотря на включенный свет и присутствие чужака, агент и не думала прикрываться, а продолжала валяться, раскинувшись, на его, подполковничьей кровати и громко призывала детектива Дега немедленно разделить с ней ложе. На фоне происшествия с Егоровым все это было откровенным издевательством. Оперативную сметку Сергей Аркадьевич, конечно, проявил — взял у Жюля двадцатку, чтобы полчаса подождать в ночном кафе (выпил два бокала вина на десять двадцать в сумме, пятьдесят центов оставил на чай, девять тридцать сэкономил), — но осадок остался. — Это моя вина, конечно, — потупился Перес. — Я вас забыл предупредить про ботаническое растение. Это не просто кактус, это условный полицейский кактус. Если его нет на балконе, квартира есть свободна. — Да я понял, — хохотнул Егоров. — Прямо как у Штирлица! — Кто это? — нахмурился Перес. — Как кто — разведчик наш знаменитый. Если бы не он… Егоров осекся. Он недавно читал книжку про Штирлица. «Семнадцать мгновений весны». Ну, собственно, как читал… В общем-то, романов он не любил, предпочитал справочную литературу. Просто открыл и закрыл. Но первую страницу прочел. И на первой же странице рассказывалось, что Штирлиц снял загородный домик для встреч с агентами, и сторож никак не мог понять, почему у этого солидного мужчины бывают в гостях одни мужчины, и он заподозрил, что герр Штирлиц — гомосексуалист. Егоров вспомнил вчерашнее происшествие у дискотеки, и от отвращения его чуть не стошнило. Казалось бы, культурная страна, Франция, а по улицам свободно разгуливают толпы гомо, будь они не ладны, сексуалистов!.. Раздался звонок в дверь. — Ну я им сейчас дам… — Егоров сжал кулаки. Щелкнул задвижкой. На пороге стояли Плахов и Рогов. — Вы где шляетесь?! — буквально заорал и затопал ногами Сергей Аркадьевич. Аж Анри вздрогнул. А на ком еще срывать злость, как не на подчиненных? Для этого они, в частности, и предназначены. — Приобщались к европейской культуре, — буркнул Плахов. — Сергей Аркадьевич, сейчас все объясним… — засуетился Рогов. Войдя в комнату, он увидел Переса и растерялся: — О… Привет, Анри. Анри холодно кивнул. Молча. Пусть русские между собой разбираются, а он и одним внешним видом выразит презрительное отношение. — Вы что себе позволяете?! — шумел Егоров. — В чужой стране! ГУВД наше на весь мир позорите! — А что случилось-то? — прикинулся шлангом Плахов. — Издеваешься?! — взревел Егоров. — Белов пожаловался в полицию, что вы похитили его билет, — вмешался Анри. — У народного артиста! — Егоров поднял вверх указательный палец. — Возмутительно!.. Человек собирался на свою премьеру! Многие другие достойные люди остались без пригласительных!.. А вы… — Может, в России это и принято, — Анри попытался вложить в свой тон максимум сарказма, — а у нас… — Какое принято! — возмутился Егоров. — Это у этих вот… цуциков… принято! — Ах билет, — словно бы спохватился Рогов. — Так он нам сам его предложил. От чистого сердца… Я, говорит, фильм уже видел, и фрак жмет, а вы… — Хватит паясничать! — отрубил Егоров. — Белов заявление написал! На вас бы дело завели. Если бы… Если бы не имидж фестиваля. Скажите Анри спасибо! — Мерси! — хором выдали Плахов и Рогов. Получилось почему-то издевательски. Анри демонстративно отвернулся. Дескать, не нуждаюсь я в вашей благодарности. — Все, сегодня же все домой! — огласил Егоров вердикт. — Анри, когда самолет? — Через три часа, — глянул Анри на часы. На самом деле, инициатором высылки шебутных ментов был он. — Вы с нами? — поинтересовался Игорь у Егорова. — А вот я, Плахов, останусь. Грехи ваши замаливать. — Их в аэропорт отвезти? — обратился Анри к Егорову, по-прежнему игнорируя оперативников. — Сами доедем, — гордо отказался Плахов. — Не графья… — добавил Вася. — Тогда, прощайте. Счастливая дорога! Анри, гордо вскинув подбородок, покинул квартиру. — Давайте вещи свои пакуйте, — приказал Егоров. — В Питере разберемся… Ишь чего удумали — билеты у артистов воровать! Вы бы уж тогда не представлялись, кто такие, а просто — р-раз ему в рыло… — Была такая оперативная мысль, — признался Рогов. — Чисто гуманизм не позволил. — Ну вот. И он бы не знал, кто вы. А вы… Собирайтесь, короче. — Погодите, Сергей Аркадьевич, — остановил его Плахов. — Сейчас не до этого… У вас фотографии лишней нет? — Чьей? — удивился Егоров. — Вашей. — Есть. От визы осталась. А зачем? «Зачем» — пришлось объяснять довольно долго. Вася с Игорем и сами не были уверены во всех деталях своего плана. Зато, пока объясняли, прошло время и сам по себе отпал вопрос о самолете. На речке, на речке, на том бережочке Мыла Марусенька белое… Что же она могла еще мыть такое белое? Чрево?.. Но чрево — не белое. И вообще — внутри его на речке особо не помоешь. А все части тела, которые снаружи, Троицкий уже перебрал. Даже «белые зубы», хотя и они не вполне снаружи… Поплавок дернулся. Троицкий подсек. Пусто. Тревога ложная. Не ловится на его удочку каннская рыбка. Второй час отлынивает. И умиротворение не наступает. Тревожный сигнал. Раньше рыбалка всегда приводила Михаила Демьяновича в душевное равновесие. После всех стрелок-разборок, после СИЗО, после любых трагических происшествий, когда, бывало, и жизнь висела на волоске. Выйдешь к реке, забросишь удочки, смотришь на водную гладь, ветерок по камышам гуляет… Троицкий вдруг грязно выругался. Коллеги взглянули на него с удивлением. А Троицкий вспомнил в тот момент, что в его фильме нет сцен рыбалки. Там герой расслабляется в баньке, за зеленым столом казино или вообще на лошадях по полям скачет, как наскипидаренный (реальный Троицкий лошадей на дух не переносил). Как-то все по-гопнически, по-новорусски. А по-человечески — чтобы вот на рыбалке, на тихом озере — нету сцен. Не додумался он подсказать режиссеру. И сам киношник, мудила, не додумался. А ведь такое естественное художественное решение. «Дерьмо фильм, — решил Троицкий. Эх… Поубивал бы всех, ей-богу». Мыла Марусенька белое… — Что же белое? — Белое сердце, — подсказал Николай. — Что-о? — изумился Троицкий. — Ну ты даешь. Скажи лучше, они тебя точно не заметили? Белое сердце… |