Онлайн книга «Мент обреченный»
– А то он неладное заподозрит. – Короче, пацаны эти насчет «крыши» базарили. Кому из них Григорич платить должен. Я хотел было встрять, развести ребят, да не стал. Они там к словам не очень-то прислушивались, один аргумент: «Да ты знаешь, козел кто мы такие?!» – И кто они такие? – Троих первый раз видел. Не местные пацаны. В пальтишках, галстучках, прямо салон Славы Зайцева. Они, в основном, и накатывали, фиксами золотыми сверкали… Паша потер подбородок, создавая видимость сильного душевного волнения и активной работы памяти. – Не волнуйся так, Одышкин. Где Третьяк – там победа. Говори, кого узнал. – Петю Канарского знаете? – Ну еще бы… Петя Канарский слыл местным бандитским заправилой, контролировавшим пару городских районов. Свое необычное прозвище он приобрел за то, что, отдыхая на Канарах, забывшись по пьяни, помочился в ресторанный бассейн, а затем столкнул туда возмутившегося не по делу официанта. Испанские власти затрюмили Петю в местную тюрягу, но через пару дней отдыхавшая братва вытащила авторитета под залог. Петя очень гордился этим фактом биографии, при каждом удобном случае в розовых красках расписывая, как тянул срок на испанской зоне, будучи пойманным Интерполом на крупной афере с оружием. Все верили, и в конце концов Петя поверил в это сам. Внешность типичного питекантропа и бычьи повадки немного подмывали Петины воспоминания – подобным товарищем вряд ли заинтересуется Интерпол, но никто открыто сомнения не высказывал, боясь навлечь нечаянный гнев Канарского. Петя по природе был обидчив и мог обидеться. – Так что, он присутствовал? – Григорич ему до этого платил. – Ты не виляй задницей! Был он на разборке или нет? Паша, чуть не плача, выдавил: – Да… был. – А с ним? – Пацаны его. Нико-один и Нико-два. Близнецы. – Знаем таких. Ну, и чем у братвы раунд закончился? Кто победил? – Ну, по понятиям эти, в пальто, не правы были. Это Петина территория, даже в газетах пишут. А они откуда взялись? Накатили на Петьку: «Запомни, баклан ресторанный, еще раз здесь засветишься, заставим нассать в ведро, а потом утопим!» Григорича за шиворот и на улицу. Петя обиделся, конечно. По-взрослому так обиделся. Харкнул вслед, пальчик показал. Потом близнецам говорит: «Хера они получат! Найдите Ортопеда, пусть зарядит машинку и разнесет этот сарай к едреной матери!» – Ортопед? Это Тимохин? – Да, Серега. Бывший взрывник. Изобретал как-то бомбу, ему ноги-то и оторвало. На протезах ходит, поэтому и Ортопед. – Отходился. – Почему? – На днях шел по улице, нес пакетик, нечаянно выронил, хотел поднять… Говорят, что запчасти от протезов находили в радиусе километра. Хорошо полетал. Погоди-ка! Они в среду в мастерской воевали? Точно! А в четверг Ортопед и взорвался. Часиков в девять вечера! Вот он кому подарочек-то нес, сучье вымя! Паша пару раз сглотнул слюну. Андрей потопал ногой по полу. – Ты, значит, после этой «стрелки» на складе решил приболеть? – Приболеешь тут. Канарский – конкретный малый. Андрей поднялся со стула. Читать нравоучительную речь о чести и совести он не собирался, проще было заехать в морду, да толку-то. Только руку вывихнешь. Хоть ядерная война, а страус все равно башку в песок зароет. И Одышкина понять можно, лучше грипп, чем гроб. А чего? Другой бы, что ли, не заболел? Кто решился бы панику поднять? Никто. Хорошо рассуждать и упрекать. Все верно, Пашенька, все верно, никто с тобой не спорит. Живя среди страусов, волей-неволей становишься страусом. Даже если очень не хочется. – Пока, Паша. Живи дальше. В коридоре Андрей столкнулся с матерью. – Простите, он что-нибудь натворил? Скажите, пожалуйста. Андрей не ответил, приоткрыл дверь в комнату и, погрозив Паше кулаком, произнес: – И запомни, борода многогрешная, ежели что худое за тобой проведаю!.. Хороняка! Грицук, вытянув ноги, сидел на скамейке и кемарил. Андрей подсел и вытащил из его куртки сигареты. Тоха, не открывая глаз, зевнул. – Ну шо? – Очень горячо. – Андрей затянулся. – В среду Петя Канарский, знаешь обморозка этого, со своими быками встречался с какими-то залетными на складе мастерской по поводу «крыши». Одышкин в это время за шкафом после пьянки отходил, весь базар слышал. Залетные, чувствуется, покруче Пети оказались, велели убираться. Странно, после таких предъяв стволы тут же в ход идут. Но обошлось. То ли Петя струхнул, то ли еще что. Велел своим найти Ортопеда, чтобы тот взорвал мастерскую. А в четверг Ортопед сам взрывается – нечаянно. Царство небесное. Усекаешь? Канарский от затеи не отказался и дело, бляха, доделал! Не так, так этак! А Одышкин от греха подальше решил на больняке отлежаться и никого, морда ослиная, не предупредил, даже своих! Хрен-то, если б в ментуру не настучал, тут все понятно, но своим не сказать!.. – Ой, нашел 'рех! Защита жизни путем невмешательства. Меньше знаешь – дальше едешь. Дру'ое не ясно. Работя'и здесь при чем? Эти пере'рызлись, вот и взрывали бы дру' дру'а сколько влезет. – Паны дерутся, у крестьян чубы трещат? – Возможно. Старо, как дерьмо мамонта. На ком-то надо ведь оторваться! Ко'да армия не может разбить армию, она начинает сжи'ать деревни. Кстати, Одышкин остальных не узнал? – С Петей братья-близнецы были, Нико-один и Нико-два, а тех первый раз видел. В стильных прикидах, в пальтишках, при галстучках. Культурные мальчишки. Боюсь, что если это Петина работа, искать мы его долго будем. Я бы после таких пакостей из города тут же сдул. На Канары или в ближнее зарубежье. – То ты… У меня 'де-то Петина трубка записана, попробуем дозвониться, поболтать. Тоха поднялся со скамейки, одернул куртку. – Ладно, по'нали по домам, я дрыхнуть хочу, завтра продолжим. Пожав Андрею руку, он пошел в сторону проспекта. Бандит Борька Чернов крепил к крыше своего «ниссана» синий маячок. Маячок смотрелся очень изящно. Борька отошел на пару метров, оценил «ниссан», вернулся и, плюнув на ветошь, протер стекло. – Дюша, братан, глянь-ка, пашет или нет? Борька сел в машину, повернул ключ. Маячок весело заморгал. – Ну? – Работает. – Ништяк! Садись, погнали. Тебе в отдел? Слегка ошарашенный, Андрей забрался в «ниссан». – ГАИ-то не боишься? Отнимут ведь. Борька довольно загоготал: – Гы-гы… Теперь не отнимут, теперь, братан, я свой! Ментовский. Так-то, коллега. |