Онлайн книга «Господин Малоссен»
– Я знаю эту дверь! – Да, это дверь графа Царева. Шёдзак подарил ее Маттиасу после родов своей племянницы, а Маттиас, естественно, отдал ее Иову. – Почему, естественно? – Маттиас разве что не отдавал родителям заработанные деньги. А с подарками актеров, режиссеров и продюсеров они с Иовом уже просто не знали, что делать. Настоящие дипломатические дары. С каждым метром проданной пленки, с каждыми очередными родами им всё несли и несли. Вот увидишь, этот дом – какой-то музей иллюзий. Я уже не слушал Жюли. Мне не нравился взгляд кентавра. Впервые после того, как мы отправились в путь – словно все винные пары, скопившиеся за это время, испарились разом, – я вдруг ясно вспомнил настоящую причину этого путешествия, откуда мы приехали, зачем мы здесь и с кем мы могли встретиться за этой дверью. Я схватил Жюли за руку в тот момент, когда она взялась за ручку молотка. – Подожди. Ты уверена, что хочешь видеть Маттиаса? Быстрый взгляд. – Я думаю, его здесь нет. А если он и в самом деле на месте, то, насколько я помню, у нас были к нему вопросы, разве нет? Два коротких удара, один длинный отозвались в самом сердце дома. – Это мой код. Иов знает, что это я, и ему не надо спускаться. И правда, дверь графа Царева была не заперта. Она заскрипела – как и полагается, – открывая просторный, выложенный сверкающей плиткой холл, весь залитый светом, вплоть до тяжелых перил вычурной дубовой лестницы. – А лестницу узнаешь? Нет, я не узнавал эту лестницу. Мы принадлежали к разным слоям общества. – Ну как же, Ренуар! Лестница из фильма «Правила игры». И плиточный пол тоже, как и охотничий трофей, там, в глубине. – А выездная лошадь? Деревянный конь с вытаращенными глазами и рядом огромных зубов, обнаженных в яростном ржании, вздыбленный на постаменте, в тени, слева от двери, готов был подмять непрошеного гостя. – Привет от Бунюэля: «Забытые». И снова, второй раз за этот день, я подумал о Клемане. Больше того, я увидел Клемана, как если бы он вошел в эту дверь вслед за нами! Клеман в раю! Ему-то не составило бы никакого труда распознать всех кукол Трынки из «Похождений бравого солдата Швейка», расставленных на консоли в стиле Виктора Луи [26] – подарок Гитри, я имею в виду консоль, – или позорный меч Расёмона, повешенный над фисгармонией Лона Чейни, он узнал бы и галерею портретов, развешанных вдоль лестницы под невообразимой люстрой из Топкапы [27] . – Родственники? – спросил я у Жюли, указывая на портреты. – Семья Бернарден? Жюли шла впереди меня. – Тише! Нет, Бергман! – прошептала она. – Портреты и медальоны из «Улыбки летней ночи». Все собрание. – Вот здесь и надо устроить вашу фильмотеку… разобрать «Зебру» по камешкам и собрать здесь, в амбаре. – Да, помолчи же… Улыбаясь, она шла впереди меня. С каждой ступенькой она возвращалась в юность. Знак рукой: «Стой там». Палец к губам: «Молчок!» Ритуал из детства. Сделать вид, что мы застигли старого Иова врасплох, хотя в этот летний час он никого другого и не ждал. Она войдет без стука: «Что нового, старая развалина?» Бесцеремонность девчонки и дежурный ответ: «Ненавижу молодежь! Эта любовь молодых к старикам… какая гадость!» И долгий интересный вечер впереди. Дойдя до двери, Жюли показывает мне на табличку. В самом деле: «С 16:00 до 17:05 – тихий час. Не входить под страхом смерти!» Ровный аккуратный почерк, фиолетовые чернила. Она бесшумно снимает табличку, улыбается мне напоследок, поворачивает ручку двери, открывает и входит. И кабинет старого Иова взрывается. Взрывается! Почти бесшумно. Как порыв сквозняка. Мою Жюли отбрасывает к стене коридора, как в замедленной съемке. Выбивает из кабинета дыханием дракона, которое обдает ее пламенем. И только потом я слышу взрыв. И вижу, как загораются волосы Жюли. Я кричу. Бросаюсь к ней. Срываю с себя рубашку, накидываю ей на голову и – скорее вниз, вместе с ней. Три двери, одна за другой, взрываются у нас за спиной. Ловушка, всё заминировано. Мы – ноги в руки и бегом по плиткам Ренуара, вон отсюда, сквозь пекло, согнувшись пополам, спотыкаясь, падая в траву, как можно дальше, под дождем разбитых стекол, и я накрываю рукой голову Жюли, на которой все еще моя рубашка. И тут входная дверь изрыгает свою порцию адского пламени. – Берегись! Едва успеваем увернуться, как бронзовый кентавр копьем вонзается в то место, где мы только что залегли, переводя дыхание. – Дальше! Быстро! Схватив Жюли за руку, я бросаюсь прямо вперед. – Бежим! – Я ничего не вижу! – Шевели ногами! Беги! Я здесь! Я тебя держу! Один взрыв за другим бросают нам вслед осколки стекол и черепицы, извергают пламя, которое внезапно накрывается прожорливо рычащей лавиной. Падаем за какую-то липу. – Дай взглянуть! Я стал разматывать рубашку. Жюли вскрикнула от боли. – Осторожно! Брови отошли вместе с тряпкой. – О! Господи! Она прячет глаза. Почерневшие от огня руки. Вздувшиеся волдырями запястья. – Убери руки, Жюли, дай взглянуть! Она с трудом убирает ладони. Волосы, брови, ресницы! – Попробуй открыть глаза! Титаническое усилие! Она пытается. Оплывшие веки. Все лицо, поднятое к солнцу, дрожит, разрисованное ожогами. Я загораживаю солнце. Тень моего лица ложится на ее обожженную кожу. – Не могу! Новый взрыв. Дождь черепицы поливает крону липы. Рушится остов. Сноп искр. – Кто это сделал? Вдруг – слезы. Слезы ярости из-под зажмуренных век. Она отрывает глаза. Отталкивает меня. Вскакивает на ноги. Смотрит на дом. Во все глаза. – Кто им это сделал? – Ложись сейчас же! Дождь черепицы. Я прижимаю ее к стволу дерева. Но она глаз не может отвести от дома. – Методично. Комната за комнатой. Подрывная система! 39
Она повторила это слово в слово старшему сержанту, начальнику местной жандармерии: – Методично. Комната за комнатой. |