Книга Запретная драгоценность, страница 26 – Луиза Аллен

Миссис Роули поджала губы. Наверное, стоило бы воспользоваться другим словом.

— Надеюсь, что так! Но это к делу не относится. Вы должны выйти замуж, моя дорогая. Ваш отец будет на этом настаивать.

«К делу не относится». Ануше понравилась эта фраза.

— И это тоже к делу не относится. Я не выйду за него.

— За него? Моя дорогая, майор Хериард, он… а вы…

— Что я? Я — внучка раджи. И если бы я хотела за него замуж, мы вполне могли бы пожениться.

«И я хочу его, но не как мужа. Я вообще не хочу выходить замуж, а он не хочет меня».

Губы миссис Роули превратились в тонкую ниточку. «Если она сейчас скажет, что я не могу выйти за Ника, потому что мои родители не были женаты или во мне половина индийской крови, она горько пожалеет о такой дерзости».

Какое-то чувство, видимо, отразилось у нее на лице, поскольку миссис Роули только раздраженно пожала плечами:

— Это может подождать до вашего приезда в Калькутту. И не бойтесь, я никому не скажу, что вы были здесь.

— Шпионы махараджи уже наверняка знают, я в этом уверена.

К ее вящему облегчению, этот дом и прилегающие земли окружала высокая стена со сторожевыми башнями. Они с Ником здесь в безопасности.

— Я имела в виду наше английское общество.

Миссис Роули думает, что ее хоть на йоту волнует мнение этих сплетничающих кумушек — жен торговцев! Ануша чуть так прямо и не сказала, но вспомнила, что разговаривает тоже с женой торговца, придержала язык. Эта женщина нужна им, вернее, Нику.

— Хирург наверняка уже закончил. — В доме стояла странная тишина. Неужели случилось что-то ужасное и ей боятся рассказать правду? — Пойду посмотрю, как там дела.

На лице миссис Роули мелькнул ужас, но потом вернулось обычное выражение.

Дверь спальни Ника оказалась чуть приоткрыта, и Ануша прижалась ухом к образовавшейся щели.

— Если бы вы не были столь упрямы и не боролись с обмороком, облегчили бы жизнь нам обоим, майор.

Голос доктора звучал сдавленно, как сквозь зубы. Ануша от души ему посочувствовала.

Раздался приглушенный стон, и что-то металлическое упало в миску.

— Все, это последний. Теперь я перевяжу рану и сделаю кровопускание.

— Только через мой труп.

Ник говорил, слегка задыхаясь, но очень даже живо. Ануша прислонилась к дверному косяку.

— Если подхватите лихорадку, именно им и станете.

— Нет.

— Нет, — повторила за ним Ануша и вошла в комнату.

Доктор перебинтовывал Нику плечо, на полу валялась куча окровавленных тряпок, стояли миски с неприятно красной водой, а инструменты выглядели еще страшнее, чем раньше.

Ник выглядел измученным, кожа вокруг губ побелела. Но при виде Ануши он закатил глаза и слабо улыбнулся одной стороной рта.

— Если майор против кровопускания, значит, его не будет, — сказала Ануша. — Благодарю вас, доктор Смит. Сколько мы должны за ваши услуги?

— Я пришлю вам счет, когда моему пациенту они больше не потребуются. Не сомневаюсь, еще до конца дня вы вернете меня к его постели из-за тяжелейшей лихорадки. — Он рывком вернул простыню на место и отвесил поклон. — Доброго вам дня.

— Вот глупец. И выглядит так, будто его посадили на кол, да так и оставили, — заметила Ануша по-английски, когда дверь за врачом закрылась.

Ник фыркнул от смеха и поморщился:

— Умоляю, не смеши меня. Откуда ты взяла это вульгарное выражение?

— От папы… когда-то слышала, как он им пользовался. — «Папа». Когда в последний раз она вспоминала это слово применительно к своему отцу? — Но это не важно. Ты что-нибудь хочешь?

— Разве что пить. Завтра напишу тебе список необходимых дел и вещей, чтобы ты могла проследить за расторопностью Роули, я не слишком верю, что он все сделает достаточно быстро. Чертовски неприятно, но если я попытаюсь в ближайшие сутки что-нибудь сделать сам, сразу же свалюсь. Это ясно без всяких там костоправов.

— Болит плечо? — Брошенный на нее взгляд говорил лучше любых слов. — Прости, конечно, болит. Дать тебе опиума?

— Нет. — В голосе Ника звучали непонятные нотки. — Мне нужно сохранить способность соображать, а не витать в каких-то видениях. С тобой-то самой все нормально? Ты сражалась как настоящий раджпутский воин, и с дакойтами, и с моим доктором.

Ануша просияла, Ник моргнул.

— Спасибо! Мне нравилось сражаться, пока тебя не ранили. — Но ей не хотелось вспоминать этот кошмар и поиски англичан, казавшиеся ей бесконечными. — Они поселили меня в отдельную комнату, обеспечили ванной и накормили. Хотя та женщина, у которой лицо как туго стянутый кошелек, обращалась со мной весьма высокомерно. Но думаю, у нее добрые намерения, просто она не понимает. Она хотела, чтобы я переоделась в такую одежду, как у нее, и обиделась, когда я отказалась.

— Я же просил меня не смешить, — с трудом выговорил Ник, задыхаясь от смеха.

— О, извини. Я жалуюсь на ту женщину, а у тебя болит рана.

Он ничего не ответил, но его глаза медленно закрылись, словно не хватало сил держать их открытыми. Дыхание стало глубже, и она поняла, что он заснул — или, что вероятнее, потерял сознание, изнуренный своим испытанием на выносливость. И Анушу наконец отпустило.

В раскаянии она опустилась на колени около его кровати.

— Как бы я хотела что-нибудь для тебя сделать. Тебе не холодно?

«Глупый вопрос, — мелькнула мысль. — Он же меня не слышит».

Ник лежал на спине, до подмышек укрытый одной-единственной простыней. Его руки вытянуты поверх белья. С левого плеча на грудь спускалась широкая белоснежная повязка, а правое было обнажено. Девушка прикоснулась ладонью к правому плечу.

— Кажется, все нормально, — пробормотала она. Никакой лихорадки.

Под закрытыми веками его глаза задвигались, и он напрягся под ее рукой.

— Я сделала тебе больно! Какая же я неуклюжая!

Ник что-то пробормотал.

— Что ты говоришь? — Она наклонилась к нему, чтобы расслышать слова сквозь стиснутые зубы. Ее коса скользнула ему на грудь. Ануша почувствовала губами его дыхание. — Скажи, что ты хочешь.

— Вот это, — не открывая глаз, пробормотал он. Его рука плавно поднялась к ее плечу — ровно настолько, чтобы привлечь девушку к себе. Ее грудь коснулась его груди, губы встретились. На мгновение они оба замерли, потом его ладонь обхватила ее затылок, а губы приоткрылись.

«Он целует меня». Это совсем не походило на легкое прикосновение губ, случившееся после инцидента со змеей. Ник почти не шевелился, двигая лишь губами, но с них слетали отнюдь не слова — ощущения. Ощущения с привкусом алкоголя, которым, должно быть, его напоили, чтобы притупить боль.