Книга Дочь Клеопатры, страница 55 – Мишель Моран

— Почему он молчит? — спросила Юлия по дороге на Римские игры.

Улицы так и кишели зрителями, которые с цирковыми подстилками в руках торопились посмотреть начало игр, и мы опасно раскачивались, покуда носильщики уворачивались от столкновений.

— Может, ожидает, пока не забудется история с покушением? — предположила я, крепко держась за деревянные боковины.

Вдруг мы остановились, и Юлию занесло вперед.

— Осторожнее! — крикнула она и, рывком раздвинув тонкие занавески, выбранила ни в чем не повинных носильщиков. Потом задернула штору и повернулась ко мне. — Знаешь, вот уже три года подряд Красный Орел объявляется на играх.

— Лично? — ахнула я.

— Нет. Он приходит ночью и вешает воззвания на дверях Большого цирка. В прошлый раз, — тут собеседница перешла на шепот, — он освободил гладиаторов, которых готовили для борьбы на арене.

— Так ты полагаешь, рабству наступит конец?

Юлия в ужасе округлила глаза.

— Нет, конечно. Зато представить только: нашелся такой отважный мужчина, который не побоялся выпустить гладиаторов из клеток! — Она вздохнула и зашептала со страстью: — Спартак был тоже храбрец, но этот Красный Орел… Он может оказаться кем угодно. Даже рабом.

Мне снова вспомнилась таинственная встреча Галлии с Веррием. С тех пор я не единожды пробовала завести с ней речь о Красном Орле, но бывшая царевна всякий раз отмахивалась от разговора.

— Смотри не влюбись в мятежника, это опасно! — предупредила я.

Дочь Цезаря рассмеялась.

— Многие женщины питают пристрастие к гладиаторам, а среди них немало преступников…

С этими словами она подняла занавеску и указала на торговцев с лотками, стоявших при дороге.

— Посмотри, чем они торгуют.

— Лакомствами?

— Да нет! — Юлия скорчила гримаску. — Приглядись внимательнее.

— Это же…

Я закрыла рот ладонью.

Юлия громко хихикнула. На лотках были статуэтки гладиаторов с торчащими пенисами.

— Всем известно, что дамам по вкусу смельчаки. — Опустив занавеску, дочь Цезаря доверительным тоном сообщила: — Даже Горация как-то была с одним…

Я подалась вперед.

— И Поллион не узнал?

— Муж отобрал у нее с полдюжины крепких рабынь. Бедняжка заслуживает немного счастья.

— Ну а если попадется?

— Это был единственный раз. И потом, он ее все равно не оставит.

— С чего ты взяла?

— Поллион проболтался папе: он любит только девочек лет четырнадцати.

— И что же он думает? Что Горация не повзрослеет?

— Разумеется, повзрослеет. Но при этом останется крошкой, как ты.

Я содрогнулась, представив, как мерзкий старик вроде Поллиона бросит меня на кушетку и вдобавок прижмется голым животом, как тот пьяница с Палатина. Никогда больше не допущу подобного. Уж лучше последовать за мамой в могилу. Похоже, Юлия прочла на моем лице отвращение, потому что прибавила:

— Горация обещала вскрыть себе вены, лишь бы не выходить за Поллиона.

Снаружи кто-то пронзительно завизжал, и моя спутница поспешила вновь открыть занавеску. На храмовой лестнице пожилой мужчина бил кнутом двух мальчишек. Те ползали по ступеням, беспомощно прикрывая ладонями головы от ударов.

— Почему они не сбегут? — воскликнула я.

— Это рабы. — Юлия наклонилась вперед, чтобы лучше видеть. — Точно, рабы из дома Фабия!

— Ты их знаешь?

Девушка бросила взгляд через плечо.

— Хозяин слишком известен в Риме.

Ужасные вопли мальчишек разрывали мне сердце, и я зажала уши руками.

— Что же они могли натворить?

— В доме Фабия? Говорят, для этого достаточно отвергнуть его приставания.

— К мальчикам?!

— И к девочкам. И к вдовам. И к почтенным матронам. Гадость, — обронила моя соседка и отпустила край занавески.

Когда мы прибыли на место, Агриппа сначала проверил, готова ли ложа Цезаря, потом, вернувшись, помог нам сойти с носилок.

— Это новый амфитеатр. — У Юлии загорелись глаза. — Интересно, на что похожи наши места?

Мы начали пробираться сквозь толпу в сопровождении преторианской стражи Октавиана. Вооруженные солдаты распихивали с пути плебеев, но я заметила: Цезарь по-прежнему шел между верным полководцем и Юбой.

— Ну, как тебе?

Услышав знакомый голос, я обернулась. Рядом с Октавией стоял улыбающийся Витрувий.

— Только-только построили. На деньги консула Тита Статилия Тавра.

— Довольно красиво, — отозвалась я осторожно.

Амфитеатр возвышался над Марсовым полем; даже кишащий зрителями, он не лишился изящности. Наземный ярус занимали разные лавки, устроенные между расписными арками, а по бокам располагались большие резные колонны.

— Но? — уточнил Витрувий.

— Но вместо известняка я предпочла бы взять красный гранит. Известняк через несколько лет потемнеет.

Собеседник опять улыбнулся.

— Вынужден согласиться.

— Витрувий сказал, ты очень способная в геометрии, — проговорила Октавия и взяла архитектора под руку. — И еще его впечатлили твои эскизы для мавзолея брата.

Я в изумлении подняла глаза, и она рассмеялась.

— Да, он у нас крайне скуп на похвалу. Но вчера сам показывал мне твои работы.

— Я тоже хотел бы взглянуть, — вставил Марцелл.

— Рисунки хранятся в библиотеке, — ответил Витрувий.

Юлия ничего не сказала. Правда, когда мы усаживались на просторные шелковые кушетки под бордовым навесом, она умышленно заняла место между мной и Марцеллом, а затем, повернувшись ко мне спиной, спросила его:

— На кого будешь ставить?

— Неужели на гладиаторов тоже можно? — оживился мой брат.

— Конечно, — кивнул племянник Цезаря. — Только здесь невозможно предугадать итог. Не так, как на скачках. Ты просто выбираешь число: пятьдесят, тридцать три… И если гладиатор выживет, значит, выигрыш за тобой.

— Александр! — возмутилась я. — Ты ведь не будешь ставить на людей?

— В цирке ставил.

— Там были колесницы.

Брат немного смутился.

— Ладно тебе, Селена. Если выиграю — деньги твои. Можешь копить на приют.

— Какой еще приют? — подала голос Юлия.

— Дом для нежеланных детей, — пояснил Марцелл, но не слишком громко, чтобы не услышал дядя, сидевший неподалеку.

Девушка пристально посмотрела мне в лицо.