Онлайн книга «Самая легкая лодка в мире»
– Заводи-ка, брат, костер. Вот тебе и стружка на растопку. Пока я возился с костром, Аким Ильич ощипал курицу, и скоро забурлил в котелке суп. Я помешивал его длинной ложкой и старался разбудить свою совесть, но она дремала в глубине души. – Пообедаем, как люди, – сказал Аким Ильич, присаживаясь к котелку. Чудно было сидеть у костра на нашем отгороженном участке. Вокруг цвели сады, поскрипывали гамаки, а у нас – лесной костер, свободная трава. Отобедав, Аким Ильич подвесил над костром чайник и запел: Что стоишь, качаясь, Тонкая рябина… Тузик лежал у его ног и задумчиво слушал, шуршал ушами, будто боялся пропустить хоть слово. А когда Аким Ильич добрался до слов «но нельзя рябине к дубу перебраться», на глаза Тузика набежала слеза. – Эй, товарищи! – послышалось вдруг. У калитки стоял какой-то человек в соломенной шляпе. – Эй, товарищи! – кричал он. – Кто тут хозяин? Разомлевший было Тузик спохватился и с проклятьями кинулся к забору. – В чем дело, земляк? – крикнул Аким Ильич. – В том, что эта скотина, – тут гражданин ткнул в Тузика пальцем, – утащила у меня курицу. – Заходи, земляк, – сказал Аким Ильич, цыкнув на Тузика, – чего через забор попусту кричать. – Нечего мне у вас делать, – раздраженно сказал хозяин курицы, но в калитку вошел, опасливо поглядывая на Тузика. – Сядем потолкуем, – говорил Аким Ильич. – Сколько же вы кур держите? Наверно, десять? – «Десять»!.. – презрительно хмыкнул владелец. – Двадцать две было, а теперь вот двадцать одна. – Очко! – восхищенно сказал Аким Ильич. – Куриный завод! Может быть, и нам кур завести? А?.. Нет, – продолжал Аким Ильич, подумав, – мы лучше сад насадим. Как думаешь, земляк, можно на таком участке сад насадить? – Не знаю, – недовольно ответил земляк, ни на секунду не отвлекаясь от курицы. – Но почвы здесь глинистые. На таких почвах и картошка бывает мелкая, как горох. – Я с этой картошкой совсем измучился, – сказал хозяин курицы. – Такая мелкая, что сам не кушаю. Курям варю. А сам все макароны, макароны… – Картошки у него нету, а? – сказал Аким Ильич и хитро посмотрел на меня. – Так ведь у нас целый мешок. Бери. – На кой мне ваша картошка! Курицу гоните. Или сумму денег. – Картошка хорошая! – лукаво кричал Аким Ильич. – Яблоки, а не картошка. Антоновка! Да вот у нас есть отварная, попробуй-ка. Тут Аким Ильич вынул из котелка отваренную картофелину и мигом содрал с нее мундир, сказавши: – Пирожное. – Нешто попробовать? – засомневался владелец курицы. – А то все макароны, макароны… Он принял картофелину из рук Акима Ильича, посолил ее хозяйственно и надкусил. – Картошка вкусная, – рассудительно сказал он. – Как же вы ее выращиваете? – Мы ее никак не выращиваем, – засмеялся Аким Ильич, – потому что мы работники картофельных складов. Она нам полагается как паек. Насыпай сколько надо. – Пусть ведро насыплет, и хватит, – вставил я. Аким Ильич укоризненно поглядел на меня. – У человека несчастье: наша собака съела его курицу. Пусть сыплет сколько хочет, чтоб душа не болела. На другой же день я купил в керосиновой лавке толковую цепь и приковал картофельного пса к елке. Кончились его лебединые деньки. Тузик обиженно стонал, плакал поддельными слезами и так дергал цепь, что с елки падали шишки. Только лишь вечером я отмыкал цепь, выводил Тузика погулять. Подошел месяц август. Дачников стало больше. Солнечными вечерами дачники в соломенных шляпах вежливо гуляли по шоссе. Я тоже завел себе шляпу и прогуливался с Тузиком, напустив на свое лицо вечернюю дачную улыбку. Тузик-обманщик на прогулках прикидывался воспитанным и любезным псом, важно поглядывал по сторонам, горделиво топорщил брови, как генерал-майор. Встречались нам дачники с собаками – с ирландскими сеттерами или борзыми, изогнутыми, как скрипичный ключ. Издали завидев нас, они переходили на другую сторону шоссе, не желая приближаться к опасной картофельной собаке. Тузику на шоссе было неинтересно, и я отводил его подальше в лес, отстегивал поводок. Тузик не помнил себя от счастья. Он припадал к земле и глядел на меня так, будто не мог налюбоваться, фыркал, кидался с поцелуями, как футболист, который забил гол. Некоторое время он стремительно носился вокруг и, совершив эти круги восторга, мчался куда-то изо всех сил, сшибая пеньки. Мигом скрывался он за кустами, а я бежал нарочно в другую сторону и прятался в папоротниках. Скоро Тузик начинал волноваться: почему не слышно моего голоса? Он призывно лаял и носился по лесу, разыскивая меня. Когда же он подбегал поближе, я вдруг с ревом выскакивал из засады и валил его на землю. Мы катались по траве и рычали, а Тузик так страшно клацал зубами и так вытаращивал глаза, что на меня нападал смех. Душа у владельца курицы, видимо, все-таки болела. Однажды утром у калитки нашей появился сержант милиции. Он долго читал плакат про картофельную собаку и наконец решился войти. Тузик сидел на цепи и, конечно, издали заприметил милиционера. Он прицелился в него глазом, хотел было грозно залаять, но почему-то раздумал. Странное дело: он не рычал и не грыз цепь, чтоб сорваться с нее и растерзать вошедшего. – Собак распускаете! – сказал между тем милиционер, строго приступая к делу. Я слегка окаменел и не нашелся что ответить. Сержант смерил меня взглядом, прошелся по участку и заметил мешок с надписью «Пичугин». – Это вы Пичугин? – Да нет, – растерялся я. Сержант достал записную книжку, что-то черкнул в ней карандашиком и принялся рассматривать Тузика. Под милицейским взглядом Тузик как-то весь подтянулся и встал будто бы по стойке «смирно». Шерсть его, которая обычно торчала безобразно во все стороны, отчего-то разгладилась, и его оперение теперь можно было назвать «приличной прической». – На эту собаку поступило заявление, – сказал сержант, – в том, что она давит кур. А вы этих кур поедаете. – Всего одну курицу, – уточнил я. – За которую заплачено. Сержант хмыкнул и опять принялся рассматривать Тузика, как бы фотографируя его взглядом. Миролюбиво виляя хвостом, Тузик повернулся к сержанту правым боком, дал себя сфотографировать и потом повернулся левым. – Это очень мирная собака, – заметил я. – А почему она картофельная? Это что ж, порода такая? Тут я достал из кармана картофелину и бросил ее Тузику. Тузик ловко перехватил ее в полете и культурно скушал, деликатно поклонившись милиционеру. |