Книга 5-ая волна, страница 39 – Рик Янси

– Расскажи мне все еще раз по пунктам, – просит он как-то ночью, после того как мы разговаривали целый час. – Ты не знаешь, что они из себя представляют, но знаешь, что они хорошо вооружены и имеют доступ к инопланетному оружию. Ты не знаешь, куда они увезли твоего брата, но собираешься идти туда, чтобы его спасти. Ты не знаешь, как его вытащить после того, как туда попадешь, но…

– К чему все это? – спрашиваю я. – Ты пытаешься помочь или хочешь, чтобы я почувствовала себя дурой?

Мы сидим на пушистом ковре напротив камина: его винтовка с одной стороны, мой «люгер» с другой и мы посередине.

Эван поднимает руки, как будто сдается:

– Просто пытаюсь понять.

– Вернусь в лагерь беженцев, начну поиски оттуда, – говорю в тысячный раз.

Кажется, я знаю, почему Эван задает мне одни и те же вопросы, но он такой упертый, просто сладу нет. Он, конечно, может то же самое сказать обо мне. Как это часто бывает с планами, мой – скорее цель, чем план.

– А если не возьмешь след? – спрашивает Эван.

– Не сдамся, пока не возьму.

Он кивает, и я понимаю, что это значит:

«Я киваю, но не потому, что ты говоришь разумные вещи. Я киваю, потому что считаю тебя непробиваемой дурой и не хочу, чтобы ты прикончила меня костылем, который я сделал собственными руками».

Поэтому я говорю:

– Я не абсолютная тупица. Ты бы для Вэл тоже на все пошел.

На это ему нечего ответить. Он обхватывает руками колени и смотрит на огонь в камине.

– Считаешь, что я зря трачу время, – нападаю я на его безупречный профиль. – Думаешь, Сэмми уже нет в живых.

– Как я могу это знать, Кэсси?

– Я не говорю, что ты знаешь, я говорю, что ты так думаешь.

– Какая разница, что я думаю?

– Никакой, поэтому заткнись.

– Я ничего и не говорил. Это ты сказала…

– Просто ничего не говори!

– Я и не говорю.

– Только что сказал.

– Больше не буду.

– Но ты не молчишь. Ты говоришь, что больше не будешь, и продолжаешь говорить.

Эван открывает рот, чтобы что-то сказать, потом закрывает так плотно, что я слышу, как клацнули зубы.

– Я проголодалась.

– Сейчас принесу что-нибудь.

– Я что, просила об этом?

Хочется врезать ему прямо по идеально очерченным губам. Откуда такое желание? Почему именно сейчас я так разозлилась?

– Я прекрасно могу о себе позаботиться. В этом все дело, Эван. Я здесь не для того, чтобы вернуть смысл твоей жизни. Ты сам должен решить, для чего живешь.

– Я хочу помочь, – говорит Эван, и я впервые вижу злость в его щенячьих глазах. – Почему спасение Сэмми не может быть и моей целью тоже?

Этот вопрос преследует меня по пути на кухню. Он, как облако, висит у меня над головой, пока я накладываю консервированную оленину на плоскую лепешку, которую Эван, наверное, как истинный скаут в ранге орла, испек на плите во дворе. Этот вопрос преследует меня на обратном пути в большую комнату. Там я плюхаюсь на диван прямо за спиной Эвана. Так и подмывает пнуть между этих широких плеч. На столике рядом с диваном лежит «Отчаянная жажда любви». Я бы книжку с такой обложкой назвала «Мой возбуждающий накачанный пресс».

Вот оно! Вот в чем моя проблема. До Прибытия парень, такой как Эван Уокер, никогда бы не посмотрел в мою сторону дважды и уж точно не стал бы охотиться, чтобы меня накормить, и мыть мне голову. Он никогда бы не обнял меня за шею, как этот прилизанный красавчик на обложке – пресс напрягся, грудь вздымается. Не стал бы заглядывать в глаза или поднимать мой подбородок, чтобы приблизить губы к своим. Я была девочкой заднего плана, просто подружка или даже хуже – подружка просто подружки, «та, которая сидит с ней на геометрии, только не вспомню, как зовут». Лучше бы уж в том сугробе меня нашел какой-нибудь престарелый коллекционер фигурок из «Звездных войн».

– Что? – спрашиваю я затылок Эвана. – Теперь решил лечить меня молчанием?

Плечи у него вздрагивают. Знаете эту беззвучную усмешку, которую обычно сопровождают покачиванием головы: девчонки такие глупые.

– Наверное, мне следовало спросить, – говорит он. – Я и не предполагал…

– Что?

Он поворачивается кругом. Я на диване, он на полу, смотрит мне в глаза.

– Что пойду с тобой.

– Что? Мы даже не говорили об этом! И зачем тебе идти со мной, Эван? Тем более что ты считаешь его мертвым?

– Просто не хочу, чтобы умерла и ты, Кэсси.

Ну, вот и все – я бросаю в него оленину.

Тарелка чиркает его по щеке, он встает и оказывается рядом, я даже глазом не успеваю моргнуть. Эван наклоняется ко мне и крепко, так, чтобы я не могла вырваться, берет за плечи. В его глазах блестят слезы.

– Ты не одна такая, – говорит он сквозь зубы. – Моя двенадцатилетняя сестра умерла у меня на руках. Она захлебнулась собственной кровью. А я ничего не мог сделать. Меня тошнит, когда ты ведешь себя так, будто самые страшные несчастья в истории человечества свалились именно на тебя. Не ты одна потеряла все… Не ты одна думаешь: надо что-нибудь сделать, чтобы все это дерьмо обрело смысл. У тебя есть обещание, которое ты дала Сэмми, у меня есть ты.

Эван замолкает. Он понимает, что зашел слишком далеко.

– Я тебе не принадлежу, Эван.

– Ты знаешь, о чем я. – Он пристально смотрит мне в глаза, и я с трудом выдерживаю его взгляд. – Я не могу остановить тебя, хотя следовало бы. Но и одну тебя отпустить не могу.

– В одиночку лучше. Ты знаешь, что это так. Ты еще жив, потому что ты один! – говорю я и тычу пальцем ему в грудь.

Эван отстраняется, а я подавляю инстинктивное желание потянуться к нему. Отчего-то хочется, чтобы он оставался рядом.

– Но ты жива по другой причине, – огрызается Эван. – Без меня ты и двух минут не протянешь.

Я взрываюсь. Просто не могу сдержаться. Это самые неподходящие слова, сказанные в самое неподходящее время.

– Пошел ты! – ору я. – Ты мне не нужен. Мне никто не нужен! Ладно, наверное, ты подходящий парень, когда надо помыть голову, подуть на болячку или испечь пирожок!

Со второй попытки я встаю на ноги. Тот самый момент, когда надо с гордым видом промаршировать из комнаты, пока парень стоит, скрестив руки на груди, и дуется. Преодолев половину лестницы, я останавливаюсь и говорю себе: это чтобы отдышаться, а не для того, чтобы он меня догнал. Но Эван все равно за мной не идет. Я поднимаюсь до конца лестницы и ухожу в свою комнату.

То есть это не моя комната, это комната Вэл. У меня больше нет комнаты и, вероятнее всего, никогда не будет.