Онлайн книга «Правила боя. Исток»
|
Думаю, я осознавала это даже лучше, чем они. Судьба была моя, и мне с ней дело иметь. Жизнь в Инессе в мое отсутствие текла своим чередом, позабыв про свою блудную дочь. Догуливали последние беспечные деньки дети и отроки, готовились к осени наставники, многие из которых только приехали из летних отпусков, хозяйки обходили огороды, хвалясь друг перед другом народившимся урожаем, крестьяне косили хлеба. Я пошла по подружкам собирать новости, перемыть косточки и вдоволь нахохотаться. Зашла и к кузнецу, принесла ему свой многострадальный меч. Кузнец ворчал на меня, ругался, но обещал привести клинок в порядок. На базаре все так же бойко лилась южная хордримская речь, большинство из южан говорили на велманском свободно или хотя бы понятно, но меж собой изъяснялись по-своему, с неохотой посвящая чужаков в свои тайны. Я упрямо учила хордримский, смеша своим произношением знакомых. Соседство с Хордримом давало о себе знать и обилием черноволосой и черноглазой ребятни, бегающей и по торжищу. Базар в Инессе был один, зато какой!! Я прошлась по рядам, с интересом изучая товары. В мясном ряду мое внимание привлекла бойкая торговка, с хитрющей улыбкой продающая дедку копыта. Копыта были здоровые, видно, и коровка была не маленькая. Дедок, очарованный черноглазой кокеткой, долго высчитывал мелочь. Я подошла поближе, покупать у такой подозрительно хитрой рожи — большая смелость. Смелость надо поощрять. Дедок отошел от торговки, я присмотрелась к нему. Человек — хордримец, из ребяческого озорства я спряталась за свиной тушей, над которой роились мухи. Загляделась на смешную лупоглазую рыбу через ряд, и где таких ловят? Неужто у нас, в Инесске… Дед мчался к прилавку как молодой, грозно размахивая копытами. Выражение лица сменилось с благостного на злое. Пройдоха торговка, увидев покупателя, нырнула под прилавок. — Вы меня обвесили! — гаркнул дед на весь рынок. — Я? — Огромные бархатные глаза глядели на него из-за бараньей тушки. — Да, вы! Кто так делает! К вам честные люди приходят! — Неправда, — обиделась торговка. — Хотите сами проверьте! Она рассыпала перед ним гирьки. Дедок снова закопался, шевеля губами. Потом положил копыта на одну сторону весов и начал накладывать гирьки в противовесную чашку. — Вот! Столько вам и посчитала! — Но там на выходе! — Что на выходе?! — Стоят весы. Я взвесил, там меньше получилось! — Может, они порченые? — А может, ваши порченые? — Теперь весы подверглись тщательному осмотру. Не найдя никаких неполадок, дедок поворчал и откланялся. Следом встала я. — Девушка, взвесьте мне вон тот кусочек, — прогундела я и ткнула пальцем в первый попавшийся шмат мяса. Она бросила кусок в чашу и начала перекидывать гирьки. Стрелочка сравнялась. — Не обвесите? — Да нет же! — А старичка обвесили! — Не нравится, иди отсюда! — А гирьки легковаты. — Я подкинула одну на ладони. Торговка посмотрела мне в лицо. — Айрин! — закричала она. — Тэм! Обманула дедушку, как не стыдно! — Их не обманешь — сама голодной будешь ходить! Зайдешь вечером? — Зайду. — Хордримская торговка показала мне язык и с чистой совестью продолжила обсчитывать невинных покупателей. Дом торговки был не просто большой — огромная храмина, мало уступающая колдунской избе в крепи, он вмещал в себя уйму народа, периодически меняющегося. Бесчисленная хордримская родня приезжала и уезжала, сменяясь новой. — Эй! — постучала я в дверь. — Кто? — Я! — Понятие было растяжимое, но чего опасаться, когда в доме полно народа, часть из которого пусть и в домашних ичигах, но воины не последнего десятка, могут и ичигой прибить. — Заходи! И я зашла, везде висели и лежали ковры. По ним ползали или бегали дети. Мужчины расположились в одном углу огромного зала, женщины в другом. У себя на родине хордримцы строили из камня, но постепенно обжили и велманские дома, приспособив, что могли, под южный лад. Не делили они дом стенами, развесив те же ковры перегородками. В мужской и женской половине горели очаги, не след мужу с женой есть из одного котла. Для мужчин южные жены готовили отдельно. Многочисленная ребятня — где чья не разберешь (до десяти они считались детьми, а детей надобно баловать, а после становились мужьями и женами, и спрашивали с них как со взрослых) — беспечно побежала ко мне — знакомиться. — Туран, Турал, Руслан, Натэлли! Брысь отсюда! — скомандовала Тэм. — Идите играть! — А как вас зовут? — спросили черноглазые мальчишки-близнецы. — Айрин! — Тетя Айрин, а вы знаете маму? — Мама, старшая сестра торговки, приветливо помахала мне рукой из женского угла. — Знаю! — Верхэ поднялась, собрала с меня отпрысков, как осенний наливной урожай с яблоньки, отпрыски тут же посыпались в стороны. Из мужской части донеслись приветливые возгласы: — Долго тебя не было. — Долго, сама уже начала забывать, как тут хорошо. — Я устроилась в женской части дома, скрестив ноги на предложенной подушке. Приняв протянутый стаканчик с чаем, отпила пряную жидкость. Слишком крепкий, на мой вкус, и еще с молоком. Но в чужой храм, как известно, со своим уставом ни-ни. И я медленно тянула сомнительное лакомство. Мы отодвинулись в уголочек, шепчась, вернее, Тэм сплетничала, а я ехидно подпевала, с интересом слушая об изменениях, происшедших в мое отсутствие. Пришла Томе — мать, теща, свекруха и сестрица всей местной братии. Порадовалась мне, посетовала, что от меня остались кожа да кости, я потрясла рукавами свободной рубахи. Томе сватала мне своего младшего сына, моего ровесника, я как всегда отказалась. Он был далеко не первым, в Хордриме девочек выдают замуж с тринадцати лет, так что Томе пыталась мне подобрать мужа еще с того времени. Насплетничавшись вдоволь, мы вспомнили дедка с копытами: — Я думала, он меня ими прибьет! Я только по-дурацки хихикала, вспоминая жертву торговли. — Уже решила, вот он меня сейчас по башке ими шандарахнет, а я буду падать, позу придумала, место выбрала, а он только кричал! — Жаль, — сделала я вывод. — Замуж почему еще не вышла, обещалась же? — А не берут! — махнула она рукой. — Характер, говорят, дурной! Характер у хордримки был воистину дурной, вот только, на мой взгляд, это ее совсем не портило. — А ты? — А что я? Тоже не берут! — покривила я душой. — Все ждешь княжича на белом коне? |