Онлайн книга «Горячий след»
|
Созвездия зажглись… И окнами домов, Распахнутыми настежь, Глядит издалека Притихший сонный Лисс. На сотню мелочей Удача неделима, На сотню мелких бед Не делится беда. Когда в судьбе твоей Гроза проходит мимо, То в чьей-нибудь судьбе Она гремит тогда. И если злой недуг В сердцах еще горячих, Ты щедростью своей Им светишь до конца, Но жалко, что крадут Огонь твоей удачи Огарками свечей Холодные сердца. Когда придет пора — Устало веки смежишь, Свой долг перед судьбой Давно вернув сполна… А где-то до утра Глядит с тоскою Режи, Как тает над волной Ущербная Луна. [43] Песня Маши затихла, как затихает вдали шум ветра. — Пить хочу, — тихо сказал Артур. И, нагнувшись к воде, воткнулся в неё. Олег выдернул его из моря за волосы и от души врезал кулаком промеж лопаток — так, что кадет выплюнул даже то, что успел проглотить. — Этой дрянью не напьёшься, — внушительно сказал Олег, сам с трудом отводя глаза от сверкающей под лучами жаркого сентябрьского солнца водной поверхности. Если бы он умирал от жажды в пустыне, как тогда, в Оранжевых Песках, было бы легче, потому что он мог бы идти. А так? Десять шагов на восемь. И кругом тоже умирающие от жажды люди. Друзья… Сидеть и умирать — это очень страшно. — Вода осталась только на завтра и послезавтра, — сказала Саша, когда Олег сел рядом. Голова у него кружилась, а вот пить уже не очень хотелось. — Олег, уже сегодня вечером самые слабые потеряют сознание. А послезавтра к вечеру вы все уже будете мертвы. Олег! — она вцепилась в руку командира. — Пожалуйста — попейте! Сегодняшнюю нашу порцию! Я умоляю! Пожалуйста! — Тише, — попросил Олег её, хотя она не кричала. — Саш, если земля ещё далеко, это нас всё равно не спасёт. А у вас может отнять день или даже два. Если она близко, то мы и так дотянем. …Вода колонки из-под руки брызжет веером, повисают в воздухе, рождая радугу, мельчайшие капли. Артур прыгает в десятке шагов и хохочет. Откуда он в Марфинке? Нет, не важно… Что он машет руками, почему не пьёт? Воду надо пить. Воду надо пить, надо помнить, что её в любой момент может не стать… Олег перестаёт брызгаться и подносит к губам мокрую ладонь… … — Земля! Олег открывает глаза. — Земля… — Макс не кричит, как сперва показалось, а хрипит эти слова. На потрескавшихся губах — капельки крови. Олег тяжело приподнялся. Те, кто ещё может, встали, остальные смотрят лёжа или сидя. Огромное алое солнце садится за острую, изломанную от скальных пиков, линию земли. Это не остров — она уходит вправо и влево, насколько хватает глаз. Плот медленно, но верно несёт к ней. Сил больше нет. Но, кажется, они всё-таки будут жить. * * * Потолок такой знакомый. Белый потолок, но не белёный, как в его комнате, а просто покрытый белым пластиком, как в его комнате… Что за чушь? Олег приподнялся на кровати, на которой он лежал одетый в майку и шорты. Осмотрелся безумным взглядом. Чужая (нет, нет, нет — знакомая, твоя!!!) комната. Плоский блеск компьютерного экрана. Окно — квадратное, без рамы, хорошо знакомое (чужое!!! Не хочу!!! Только не это!!!), за ним — деревья парка. Ружья над кроватью нет. Вместо большого старого шкафа — горка, блестящая стеклом и полированным титаном. — Нет… — выдохнул Олег. — Сынок, ты спишь? — мамин голос. И стук в дверь — белую, плоскую, со сверкающей золотистой ручкой. Дверь открывается. Да, это мама. Но она другая. Вроде бы моложе, одетая в строгий красивый костюм, но с усталыми глазами. Правда — улыбка прежняя, но тоже усталая. — Ну что ты в одежде? — снова улыбается. — Давай вставай, хоть и лето, но всё-таки… Папа сегодня будет поздно, сходи в магазин… — Ма… — Олег сел на кровати. Босую ногу обожгло холодом линолеума «под мрамор». (Половик! Самовяз! Он же лежал около его кровати!) — Извини, я спешу… Подошла. Нагнулась. Поцелуй (мамин поцелуй… но духи… Незнакомые… знакомые…) …Щёлкнула дверь. Олег в отупении сидел на кровати. Потом вскочил. Поскользнувшись, бросился, задыхаясь, в коридорчик квартиры. Ударился плечом о косяк. Вбежал в холл. Он увидел в зеркале финского серванта своё мёртвое лицо. А рядом — фото в серебристой рамке с чёрным уголком. Фото мальчишки своих лет, похожего на него, Олега… Своего старшего брата, давно уже разбившегося на мотоцикле — на мосту через Воронежское море. Он подбежал к окну, ударился грудью о подоконник, задыхаясь, как попавшая в комнату птица. Петровский сквер… Шпиль железнодорожного управления… Воронеж. Город, где он прожил пятнадцать лет. И последние четыре года — в семье, где было много денег, но всё меньше и меньше — человеческого тепла… Никогда не было Марфинки. Не было живого брата. Не было Вальки. Не было ничего. Сон. Ловушка захлопнулась. — Нет! — вырвалось у Олега с такой мукой, что эхо зазвенело в комнате. — Нет, я не могу! Я не хочу! Пустите! Ладонями он ударился в стекло. И услышал холодноватый смех за спиной… … — Олег, ты чего, Олег? Задыхаясь и кашляя — сердце стояло — мальчишка сел, качнулся, падая. Артур подхватил его, заглянул в лицо: — Ты чего?! Олег со свистом вздохнул. Сердце забилось — рывками, толчками, но постепенно входя в нормальный ритм. Огляделся. Ангар… — Ты так стонал, что я проснулся, — Артур вытер лоб. — Ты чего вдруг? — Кош… мар… — простонал Олег и обнял друга. Артур замер удивлённо. — Кошмар, такой ужас… я не могу… * * * Они нашли этот ангар сразу, как только выползли на берег. Ангар — и трубу артезианской скважины рядом. Краны были аккуратно залиты пластиком. Олег и сейчас не мог без содрогания вспоминать, как они срывали этот пластик — с рычанием, с визгом, отталкивая друг друга, как потом вцепились в краны, ссаживая пальцы… И как потом громко заплакал Тимка, которого оттолкнули. |