Книга Дело о вражеском штабе, страница 30 – Андрей Константинов

Я не ответил.)

Сразу после Старого нового года Полина поняла, что ее ощущение — реальность.

Пару раз она замечала двух молодых парней — всегда одних и тех же, — которые топтались перед подъездом ее издательства. Или на машине — потрепанном и невзрачном «форде» — ехали следом, когда Полина с Игорем куда-нибудь отправлялись.

А девятнадцатого января…

* * *

— В тот вечер я приехала домой около восьми. — Полина закурила очередную сигарету. — Лифт не работал — случается.

Я поднималась пешком. И на площадке между вторым и третьим этажами… Я увидела их. Они сидели, курили, о чем-то разговаривали. И, похоже, не обратили на меня никакого внимания. Я медленно прошла мимо них. Боялась не того, что они на меня бросятся. Боялась, что они со мной просто заговорят. Или один из них громко крикнет мне в лицо «Бу!» Знаете, как это дети делают?

Я кивнул.

Она перевела дыхание:

— Самое страшное… Они не прятались. Я все так же медленно добралась до квартиры. И сразу позвонила в милицию.

Те быстро приехали. Как меня Игорь и предупреждал… Мы переехали сюда весной девяносто девятого. Он тогда сказал, что договорился вроде бы с кем-то из чинов в главке. И ему обещали особый статус… Судя по тому, что милиция приехала быстро, так оно и было. — Полина потушила сигарету. — Остальное вы, наверное, знаете.

— Вы забрали заявление?

— Нет.

— А что случилось? Говорят, что дело до суда не дошло…

— Мне в милиции сказали, что дело прекращено. Недавно совсем.

— Почему?

— Вроде бы Понкратов умер. Оказалось, что он был наркоманом, или, как у вас говорят, — «нарком»?

— Примерно, — я позволил себе немного улыбнуться. Сочувственно.

— Я не настаивала. Зачем? Игоря это не вернет… — Полина резко встала. — Извините…

Она выбежала из комнаты, приглушенно зашумела вода. Похоже, Полина заперлась в ванной. Чтобы успокоиться. Пусть так.

Вопросов у меня больше не было. Но что-то мешало мне уйти. Может, я не уходил, потому что меня научили еще в детстве — дед и дядья, — что мужчина не бросает женщину в горе и в беде.

Сильно сказано, Зураб. Вах, как сильно!

Я поднялся, прошелся по комнате. Остановился у книжных полок. Кто-то мне давно уже говорил, что книги могут рассказать о хозяине квартиры больше, чем обстановка. Я машинально коснулся кончиками пальцев корешков. Похоже, что книги читали и перечитывали. Девственно чистыми оставались только рекламно-подарочные фолианты, которые были «сосланы» на нижние полки. Легкое пренебрежение к парадности, на которую обязывало положение. Философия и беллетристика, советские еще учебники по экономике и недавние пособия по менеджменту были перемешаны.

На одной из полок я заметил фотографию Ратнера. Он был не такой, как на тех официальных снимках, которые печатали в газетах сразу после его убийства. Ратнер сидел на гранитных камнях. За его спиной накатывало на берег по-северному холодное море. Я, кажется, даже узнал место: между Репином и Солнечным есть один мыс, на нем точно такие же камни.

— Игорю нравилось северное море. — Полина остановилась рядом со мной. Я не заметил, как она вернулась в комнату.

Только почувствовал, как моей руки коснулись легкие и нежные пальцы.

Я замер.

Понял, что не давало мне уйти.

Полине был нужен мужчина. Может, даже первый встречный. Чтобы в страсти перегорели остатки тяжелого горя и осталась от него только легкая и уже неизбывная печаль.

Я осторожно повернул Полину к себе, коснулся ладонями ее лица, нежно сжал.

Наклонился и, чуть помедлив, поцеловал.

В первый миг она не ответила, словно замерла. А потом ее губы словно порхнули навстречу, навстречу моим губам. Руки легли мне на плечи. От нее пахло как-то по-девчоночьи. Как от моей дочери-студентки.

Такой беззащитный и хрупкий запах.

— …Ты не жалеешь? — спросила она, когда мы лежали рядом. Как-то незаметно для самих себя мы перешли с официальной дистанции «вы» на интимное «ты».

— Нет. А…

— Не будем об этом. — Полина подалась ко мне. Поцеловала, прильнула всем своим нежным молодым телом. На мгновение отстранилась, только чтобы сказать:

— Не будем об этом. Пожалуйста.

* * *

Вдруг зажегся свет. Полина, придерживая халат, стояла на пороге кухни и сонно щурилась. Подошла ко мне, встала за спиной, обняла. Все еще нежно, но без страсти.

— Я разговаривала во сне?

— Да.

— И звала Игоря? — Она прижалась ко мне крепче. — Я знаю: он бы не стал возражать. Он всегда хотел, чтобы я жила.

— А сейчас ты живешь?

— Ты помог мне в этом. — Она взяла у меня из пальцев сигарету, затянулась и потушила ее в пепельнице. — Пойдем.

Я поднялся.

Она вдруг отстранилась:

— Знаешь, ведь я видела его. Неделю, наверное, назад.

— Кого? — Мне почему-то показалось, что сейчас Полина расскажет о том, как к ней являлся покойный муж.

— Ну того, топтуна. Не Понкратова, а… Как его?

— Сметанина? — спросил я, не веря своим ушам.

— Именно — Сметанина.

Я отстранился, усадил Полину на тот самый табурет, где только что сидел сам, придвинул себе второй. Сел напротив.

— Подожди, — заговорил я, старательно подбирая слова. — Ты ничего не путаешь?

— Нет. Мы столкнулись с ним здесь недалеко. На Театральной площади. Он куда-то бежал, едва не сбил меня с ног.

— Ты уверена?

— Да, а почему ты спрашиваешь?

— Потому, что Юра Сметанин сгорел в собственной квартире пятого февраля.

Почти месяц назад.

— Не может быть! Это был он. Я точно знаю!

6

— Спокойно, Князь. Как призывал один знаменитый персонаж? Спокойствие, только спокойствие. — Зудинцев терпеливо наблюдал за моими метаниями по кабинету.

Утро, стену на другой стороне двора, напротив окон нашего кабинета, щедро освещало нежаркое мартовское солнце. — Повтори еще раз, что тебе вдова Ратнера сказала.

— Что примерно неделю назад она видела Сметанина, да? Живого и здорового, понимаешь?

— Допустим. Ты звонил в квартиру Кости Пирогова?

— Конечно. Раз сто! Никто не берет трубку.

— А этой, как ее… Тете…

— Антонине Константиновне?

— Ты ей звонил?

— Нет.

— Ты даже лучше не звони — съезди.