Книга Дело о похищенных младенцах, страница 5 – Андрей Константинов

— Ты их не запомнила?

— Мужики, которые орали?

— Ну да, да.

— Что-то про торговлю?

— Про торговлю.

— Конечно не запомнила. Это ты их должен был запомнить — ты же к ним лицом сидел.

— Все правильно, так я и думал. И второй вопрос. Сегодня убили Геннадия Самарина, председателя Комитета по делам семьи, детства и молодежи вашей, между прочим, городской администрации. Узнай, пожалуйста, на каких документах должна была в обязательном порядке присутствовать его виза? То есть без подписи Самарина документ бы дальше не пошел.

— Ты в своем репертуаре, Глебик, — убийства, трупы, подписи. Никогда не хотел написать о любви? Ладно — дай полчаса. Перезвоню.

В ожидании звонка я сел за компьютер и сделал расшифровку диктофонной записи. Перечитал и еще раз удивился.

Самарин отказался от взятки в 20 тысяч долларов. Честный чиновник? Что ж, наверное, бывает и такое.

Света перезвонила даже раньше, чем обещала.

— Слушай и запоминай, — сказала она. — Тебе повезло. У покойного был не такой уж широкий круг обязанностей. Вот должностная инструкция. Как председатель Комитета по делам семьи, детства и молодежи, он обязан был лично визировать документы по вопросам финансирования домов ребенка, муниципальных приютов, распределения гуманитарной помощи малоимущим и многодетным семьям, а также все документы, связанные с процессами международного усыновления.

При последних словах меня прошибло током. Я вскочил и схватил со стола дырокол. Вот оно! Вот оно!!!

— Ты умница, Светочка. Натуральный ангел.

— Ангел в натуре, что ли? Глебик, тебе нельзя общаться с бандитами. Ты становишься вульгарным. Мне советовали, кстати, быть с тобой поосторожней — говорят, ты ходячий диктофон.

— Никому верить нельзя. Мне можно, — ушел я от прямого ответа фразой из бессмертных «Мгновений».

Женщины, как правило, и не нуждаются в конкретике. Их уши настроены иначе, чем у нормальных людей. Они хотят слышать приятные прилагательные. А существительные, глаголы (то есть суть) женщин не трогают. Больше того — ответ по существу их злит. О эти женщины!…

Итак (щелкнул я дыроколом), вернемся к Самарину и будем считать, что ответ на первый вопрос найден. Чем нельзя торговать? Нельзя торговать детьми. Самарин визировал все документы, связанные с процессами международного усыновления. Дети на экспорт. Дети на запчасти. Самарина использовали вслепую. А когда он догадался что к чему, — убили.

Остается, правда, второй вопрос: кто сидел с Самариным в кафе? Очевидно — сам детоторговец. А теперь еще и убийца. Но как его имя?

7

Имя убийцы я узнал в тот же вечер.

— Глеб, ты сбрендил? — возмутилась Надюша, придя с работы. — Мало того, что приполз домой еле живой на рассвете, так еще теперь, вместо того, чтобы встретить меня с цветами, лежишь на диване в наушниках!

— Цветы — в спальне. За вчерашнее прости. А сейчас я занят. Ты занят, потому что слушаешь музыку?

— Это не музыка. Это — важный разговор.

— Важный разговор со вчерашней важной бабой? Как ты ее назвал — инфор-ма-тор?! Давай я тоже послушаю! — С этими словами Надя выдернула из меня наушники. — А-а, Светка! Старая любовь из Смольного? Которая — как ты там говорил не является угрозой?!

Она же алкоголик!!!

Назревал скандал.

— Наденька, — попытался я успокоить жену, — я слушаю не запись разговора со Светой…

— Ты меня дурой считаешь?

— Там на заднем плане мужики разговаривают. Слышишь?

— И что?

— Их-то я и слушаю.

Жена посмотрела на меня испепеляющим взглядом:

— Ты заврался, Глеб.

Вдруг ее лицо переменилось:

— Так это ж Маминов!

— Что? — не понял я. — Ты про кого?

— Ну мужик, который баксы предлагает. Точно Маминов.

Слишком много потрясений для одного дня. Моя рука начала автоматически искать дырокол.

— Надя, это важно. Кто он такой? Откуда ты его знаешь?

— Александр Николаевич Маминов, профессор, заслуженный врач Российской Федерации, директор элитного роддома номер двадцать пять. Его все знают.

— Откуда ты его знаешь? — повторил я.

— Маминов читал лекции у нас в институте. Такой баритон! И через двадцать лет услышишь — не ошибешься. Что он наделал? При чем тут баксы? Торговля какая-то…

— Пока не могу сказать, Наденька.

Но мне очень нужно знать все об этом человеке.

Надя рассказывала минут пятнадцать. В основном это были ее институтские впечатления. Нулевая информация. Но главное — теперь я знал имя.

Надюша — прелесть!

Ты у меня прелесть, — сказал я, когда жена закончила рассказ. — Буду получать медаль за изобличение особо опасного преступника обязательно попрошу, чтобы дали еще одну — для тебя.

Целуя Надежду, я уже тянулся к телефону. После одиннадцатого гудка послышался заспанный голос Каширина:

— Кому не спится в ночь глу-ху-ю?

— Родион Андреевич? — бодро начал я. — Уверен, что не разбудил, потому что есть дело.

— Какое дело, Глеб? Ты охренел?

Полпервого ночи!

— Грандиозное.

— А че ты не спишь-то? У тебя ж режим: в двадцать два ноль-ноль — отбой.

Кефирчику тяпнул, и — хр-р-р-р — на боковую.

Я сделал вид, что не заметил наезда.

Ничего-ничего, ерничай-ерничай. Выбью у Обнорского деньги на стальную дверь — все ноги переломаешь.

— Родион, сейчас не время обсуждать мой образ жизни, хотя я и считаю, что он единственно правильный. Бери ручку, записывай. Маминов Александр Николаевич, директор роддома номер двадцать пять. Адрес: Глухоозерная улица, сорок пять. Завтра в девять утра ты приходишь в этот роддом и производишь сбор информации. По полной программе — что за человек, чем занимается, что о нем коллеги думают — от зама до последней кладовщицы, что представляет собой его кабинет. Беседуешь под любым предлогом с самим Маминовым. Составляешь психологический портрет. В пятнадцать часов — отчет.

— Премии вернут?

— Нет.

— Тогда у тебя небогатый выбор, Глеб: либо пойти туда самому, либо пойти на хер.

— Второй вариант неприемлем. Первый — тем более. Наша встреча с господином Маминовым впереди, и светиться раньше времени нет никакого резона.

Кстати, хамство в адрес непосредственного начальника запрещено внутренней Инструкцией номер шестьдесят четыре (пункт семь), но ты ее, очевидно, не читал. Поэтому, как только разберемся с роддомом, я специально для тебя устрою методическое занятие по правилам хорошего тона. Не сдашь зачет — на всю жизнь без премий останешься. Доложи, как понял задание.