Книга Мусорщик, страница 16 – Александр Новиков, Андрей Константинов

* * *

Потом он все-таки заставил себя собраться, поехал к Ларсу и хлопнул об стол «общей тетрадью». Они работали весь день. Во время работы Обнорский ни разу не вспомнил ни о Кате, ни о Лене. Он истосковался по работе и ушел в нее, как в запой алкоголик. Но вечером пришлось возвратиться в дом, где ждали его «две дамочки». Усталый и возбужденный, Обнорский попросту не заметил, что атмосфера в доме неуловимо изменилась, что между беспечно разговаривающими женщинами появилось нечто, что трудно объяснить словами… Он не заметил. Потому что не захотел.

Вечером играли в карты, смотрели телевизор и выпили бутылку хорошего португальского вина.

Так все и продолжалось целую неделю: работа, безумный секс с двумя женщинами и беспечная болтовня по вечерам с вином и картами. В этом была какая-то декадентская извращенность, обильно припудренная тщательно маскируемой неуверенностью в завтрашнем дне. Говорить об этом избегали, играли в «дурака».

Через неделю прилетел Николай Иванович Наумов — финансовый директор проекта «$50 000 000».

* * *

С прилетом Николая Ивановича как-то все переменилось. Неожиданно стало ясно, что операция завершена. Вернее, подошла к завершению и остается только перебросить деньги в Россию. Вечером, в день прилета, Наумов и Катя встретились в офисе фирмы, принадлежавшей Рахиль Даллет. Ни Андрея, ни Лену туда не пригласили. Катерина взяла мужской дипломат, набитый банковскими бумагами, пояснила, криво усмехнувшись: «Отчет о проделанной работе», — и уехала.

Обнорский и Лена остались одни. В общем-то, это было необычно: вечерние часы наши герои проводили втроем. Андрей был уже изрядно утомлен сексом с двумя партнершами, но тем не менее они оказались в ванной, которая как-то незаметно и естественно стала постоянным местом для любовных утех. Острота ощущений прошла. Они занимались сексом почти механически, так же, как играли в карты или смотрели телек, комментируя новости из России.

Потом вяло курили, лежали в горячей пенной воде. В окно лился вечерний свет, негромко шипела, оседая, пена. Андрею разговаривать не хотелось, а Лена — напротив — была настроена на лирику.

— Скоро расстанемся, Андрюша, — сказала Лена. — Тебе не жалко?

Ему было не жалко, но ответить так женщине, с которой ты только что занимался любовью, было, по меньшей мере, не очень этично.

— Так ли скоро? — ответил он. — Как я понял, бабки будут перебрасывать в несколько этапов. Это довольно долго.

— Да, но я в этом не участвую. Моя миссия почти закончена. Через два-три дня я вернусь в Россию. Скорее всего, в сопровождении первого транша… жаль.

— И мне тоже, — солгал он. Это получилось легко. До отвращения легко.

Лена грустно улыбнулась и сказала:

— Вот так. Получит твоя мадам денежки со счетов, и я — ту-ту… Отвезем их в Финляндию, а там…

Внезапно Лена замолчала.

— А что там? — спросил Обнорский.

— Вообще-то я не имею права говорить, — с улыбкой ответила она.

Обнорский хмыкнул и привстал, чтобы выбраться из ванны.

— Ты что, обиделся?

— Что обижаться? Мне это и на хрен не нужно. Лишь бы все поскорее закончилось. За эти — чужие, кстати, — деньги я уже заплатил очень дорогой ценой, Лена. Свободой.

Он присел на край ванны. Пена стекала по голому телу. Ратникова посмотрела на него с сочувствием.

— Я понимаю, Андрей. Все понимаю. Но теперь уже скоро ты будешь свободен. Полтора-два месяца максимум… Всего четырнадцать траншей. Все деньги сосредоточены здесь, в Скандинавии. А переброска пойдет через чухонцев, это и быстро и безопасно. Приехали, загрузили в микроавтобус — и обратно в Россию.

— Как — микроавтобус? — удивился Обнорский. — Они хотят перевезти пятьдесят миллионов баксов микроавтобусом, как челноки?

Лена заметила его удивление, рассмеялась.

— Именно так. Так — как раз предельно безопасно. Ты знаешь, какой поток челноков тащится в Россию через Торфяновку? Тьма. И какой-то зачуханный «фольксваген», на котором везут бэушную резину или холодильники, вообще в потоке незаметен. День туда — день обратно. Четырнадцать ходок — и вся любовь. А Валя Кравцов дело знает туго.

— Что это за гусь? Из ваших?

— Да вы знакомы, Андрей. Это именно он спас тебя в Триполи. Ты вспомни: простой такой, с виду какой-нибудь механизатор-тракторист.

— А-а, — сказал Андрей, — как же! Помню, курносый-русоволосый.

— Вот Валя-то и осуществляет перевозку. Ты не думай, он мужик нормальный и сделает все как надо.

— Флаг ему в руки, нормальному.

За окном ванной потихоньку смеркалось — весенние дни в Скандинавии длинные. Когда после рандеву с Наумовым вернулась Катя, Обнорский и Ратникова мирно играли в «дурака».

То, что Лена рассказала Андрею о некоторых деталях операции по перевозке денег, было грубейшим нарушением режима секретности. Это даже нельзя назвать ошибкой. И невозможно объяснить… по крайней мере, рационально. Авторы и не пытаются это сделать, памятуя, сколько подобных «проколов» знает история спецслужб всего мира. Сколько инструктажей о необходимости соблюдения режима секретности проводится с секретоносителями. И как легко даже матерые контрразведчики и разведчики об этом забывают.

Глубокой ночью Рахиль Даллет встала и тихонько прошла в ванную. Плотно закрыла дверь и сняла с полки миниатюрный диктофон «Soni». Машинка не боялась высокой влажности и перепадов температуры. Но главное, она хорошо писала в диапазоне, соответствующем человеческому голосу, и «фильтровала» посторонние шумы. Она, собственно, и включалась от звука человеческого голоса.

Катя взяла магнитофон и подключила к нему миниатюрный наушник. Слушала она с сосредоточенным лицом, иногда отматывала кассету назад и прослушивала снова. «Ахи» и «охи», которые предшествовали собственно разговору, заставили ее кусать губы. Но она старалась концентрироваться все-таки на разговоре.

Катя положила «соньку» на место и неслышно вернулась в спальню. Обнорский спал как ребенок. В темноте, слегка разжиженной светом уличного фонаря, Катя долго смотрела в бородатое лицо. Потом покачала головой и легла. Заснула она только под утро. Ей было почти физически плохо от того, что она так и не сумела заплакать.

* * *

Внешне Валентин Кравцов действительно больше всего походил на комбайнера-механизатора из какой-нибудь Ивантеевки Псковской губернии. Однажды, когда Кравцов вел в московском метро одного деятеля из Внешторга и случайно толкнул женщину, он сказал: «Извините, гражданочка». Ему и ответили: «Понаехавши из деревни… лимита».

Курносая, простодушная физиономия Кравцова вполне могла принадлежать фермеру из Айдахо или финскому лесорубу… В общем, человек из «народа». За этой простотой скрывалось знание двух языков, восемь лет службы в самой секретной спецслужбе Советского Союза, несколько десятков операций внутри страны и вне ее. Две ответственные ликвидации и правительственные награды… Все в прошлом… Все в прошлом.