Книга Мусорщик, страница 47 – Александр Новиков, Андрей Константинов

Далее следовало детальное описание порноальбома, который Кент прихватил у Джабраилова.

Обнорский сразу вспомнил теплый апрельский вечер в «тринадцатой»… Несколько зэков сидели, курили в локалке 16-го отряда. Трепались «за жизнь»… И конечно, как всегда разговор зашел о женщинах. Вот тогда-то Обнорский впервые услышал об этом альбоме. Один из зэков, в прошлом милиционер, а позже охранник у питерского банкира Медынцева, рассказал о старинном рукописном порноальбоме. Кто-то подарил его банкиру — коллекционеру подобных предметов. Обнорскому предыстория раритетной книжечки была неизвестна, и он никак на рассказ гориллы-телохранителя не прореагировал… А вот Зверев… Зверев альбомчик помнил хорошо! Он сразу «вцепился» в гориллу. Но тот, разумеется, ничего не мог сказать о дарителе.

…Обнорский поднял глаза на Сашку:

— Хочешь прижать Медынцева?

— Да.

— Нереально, Саша. Медынцев — фигура крупного калибра. Нас с тобой к нему и на выстрел не подпустят.

— Ошибаешься, журналист… Господин банкир сам пригласит нас в гости. Возможно, даже угостит коньячком, ответил Зверев и положил перед Обнорским две газетные вырезки. Обе они были из газеты бесплатных объявлений. Обе содержали один и тот же текст, подчеркнутый шариковой ручкой:

«Старинный, уникальный, рукописный альбом эротического содержания. Комплект эротических фото начала века. Только за $. Главпочтамт, до востребования. Борисову В. Г.».

Одно объявление было помещено в газете две недели назад, другое — неделю.

— Ловко, — сказал Обнорский, — толково. А кто такой Борисов В. Г.?

— Борисов, — представился Зверев. — В. Г.

— Борисов Владимир Григорьевич, — подтвердил Галкин и протянул паспорт.

Сашка открыл, придирчиво осмотрел и, видимо, остался доволен.

— Папанин делал? — поинтересовался он.

— Отстал ты, Саня, от жизни… Папанин давно в Штатах, на Брайтоне ксивы лепит. А это из молодых один.

— Талантливый юноша.

— Талантливый, но сейчас его закрывать собираются.

— Бывает, — согласился Зверев. — Ну что, господа, надо двигать на почтамт.

— Африка! — с надрывом прокричал попугай, свалился с шестка и уснул возле пустой поилки.

* * *

На почтамте «Борисов В. Г.» без проблем получил сразу три конверта. Два он изучил безо всякого интереса и выбросил в урну, а третий, с логотипом Северо-Западного Регионального банка, распечатал. В конверте лежала визитная карточка «Медынцев Аркадий Васильевич». И более — ничего. Только номера телефонов. На обратной стороне — то же по-английски.

— Скромно и с чувством достоинства, — сказал Зверев. — Ну-ка, дайте трубочку, господин журналист.

— Извольте, господин Борисов. Сразу предупреди, что придешь не один.

— А стоит ли тебе, Андрюха, светиться? Учти, известный риск в этом есть. Там ведь по-всякому может обернуться. Вызовет господин Медынцев охрану, отмудохают нас по полной схеме, а потом еще и сдадут в ментуру.

— Я уже трепещу от страха. Звони давай, р-р-р-раз-зява.

Зверев набрал номер мобильника.

— Вот непруха будет, если господин банкир слинял куда-нибудь в Испанию на отдых.

Но банкир в Испанию не слинял, оказался на месте.

— Але, — сказал он в трубку густым баритоном.

— Здравствуйте, Аркадий Василич.

— И вам того же.

— Моя фамилия Борисов. Я по поводу альбома.

— Батюшки! Да я, голубчик, вашего звонка вторую неделю жду… Не продали еще?

— Н-нет, не продал. Но у меня уже есть покупатели.

— Шаров, поди? — спросил банкир.

— Да, — ответил Сашка, вспоминая фамилии на выброшенных конвертах, — Шаров и Пилипчук.

— Пустое, голубчик. Голодранцы оба. Я их цену всегда перебью. Вас, простите, как величать?

— Владимир Григорьевич.

— Очень приятно. Сейчас можете подъехать ко мне?

— Сейчас? Пожалуй, смогу.

— Ну так я вас жду с нетерпением. В хорошем состоянии ваш альбомчик?

— В отличном, — весело ответил Зверев и подмигнул Обнорскому. — Но я беру только долларами.

— Ой, проблема, — с иронией протянул банкир. — Ну да ладно, может, займу у кого до получки. Вы приезжайте, я вас жду.

— Но я, Аркадий Васильевич, не один приеду.

— Вы что же, мне не доверяете? — изумленно произнес Медынцев. — Помилуйте, голубчик… это нонсенс.

— Береженого, как говорится…

— Ну, как знаете. Приезжайте хоть втроем. Внизу вас встретят и сразу проведут ко мне. Непременно.

* * *

Белый мраморный пол холла сиял. Логотип банка, врезанный в пол в центре холла, тоже сиял. Очевидно, он был отлит из бронзы, но здесь, в мире Больших Денег, казался золотым. После духоты улицы, после бензинового чада, посетителя встречали прохлада и доносящееся откуда-то негромкое пение птиц… Почти рай! Где-то посреди этого рая сидел господин Медынцев. Человек со скромной визитной карточкой. Коллекционер предметов эротического искусства.

Зверев в таких шикарных интерьерах никогда не бывал — в 1991-м, когда его закрыли, их еще просто не существовало. Он с интересом посматривал по сторонам. К животу прижимал купленную пять минут назад книгу А. Кивинова «Охота на крыс». Завернутая в плотную бумагу, она вполне исправно играла роль старинного альбома.

Через зал к Обнорскому и Звереву уверенно шел молодой спортивный мужчина с «ценником» на лацкане пиджака.

— Господин Борисов? — спросил он, подходя.

Зверев кивнул, и мужчина озарился белоснежной улыбкой. Сразу стало очевидно, что он несказанно рад приходу господина Борисова. Он восхищен. Он в восторге. Он давно ждал прихода господина Борисова в банк.

— Прошу вас следовать за мной. Аркадий Васильевич просил немедля к нему.

— Да, — брякнул Обнорский, тараща глаза, — давайте не будем медлить ни минуты. А будем заместо этого ковать железо, пока горячо.

Мужчина с «ценником» тонко улыбнулся, показывая, что он понимает и ценит юмор. Они пошли. Они пошли средь прохлады и пения птиц. По мраморной лестнице с ковровой дорожкой (на каждой площадке — логотип банка) мимо охраны, мимо огромных окон с видом на Неву, мимо огромных ваз с изящными букетами — наверх. Наверх! Наверх! Туда, где на белоснежном облаке сидит комендант этого рая. Или почти рая. Коллекционер. А может, спонсор и даже меценат… это вам не хрен собачий!

Он живет там, за золотыми вратами, куда простым смертным вход категорически запрещен… Но Зверев и Обнорский все же вошли. Человек с «ценником» затворил за ними врата.

Аркадий Васильевич Медынцев был полон, румян и «прост». Даже внешне он производил впечатление любителя выпить, закусить, посидеть в хорошей компании и, разумеется, с женщинами. Про таких говорят: жизнелюб. Его кабинет был огромен и, в отличие от модернового оформления остальных помещений, обставлен антиквариатом. Единственное, что нарушало гармонию, — компьютер да несколько телефонных аппаратов на приставном столике.