Онлайн книга «Страсти по Маргарите»
|
Ворошилову было около сорока. Он издевался по полной схеме. Мы переглянулись с девчонками. В глазах Маши читалось: Рита, он – сумасшедший? В глазах Ники: Рита, может, карету с «Пряжки» вызвать? Видно, Ворошилову не по душе стали наши переглядки, он, гаденько захихикав, повысил голос: – Нет, лапушки, это не я – дурак, это вы – недоразвитые. – Он кинул в рот жвачку и стал противно причмокивать. – Знаете, есть такой анекдот. – Он внимательно посмотрел на нас и, увидев, что мы, шокированные, молчим, продолжил: – Бегут по влагалищу сперматозоиды. Впереди – быстрые, сильные молодцы, а за ними – бледненький, хиленький, непоспевающий. Ну не угнаться ему за силачами! И в какой-то момент он выкрикнул: «Стоп! Впереди-то – презерватив!» Молодцы разворачиваются и – назад. Бежит этот хилый вперед к яйцеклетке и думает: «Вот так и рождаются умные люди…» Я знаю, что в другое время Ника захихикала бы (она обожает анекдоты с перцем), но тут она нахмурилась, набычилась и подалась вперед: – Так ты что, козел, не понял, что мы, молодые яйцеклетки, на тебя, сперму уродливую, в суд подадим и выиграем? «Козел» даже глазом не повел: – Верочка… Или ты, Вероника, больше любишь быть Никочкой? – При чем тут мое имя? – не мигая, спросила Стрельцова. – А при том, что вы, лапушки – Риточки, Никочки, Олечки, – суд не выиграете. – Это почему же? – лично меня этот козел уже достал. – А потому – что… Он тихонько нажал на какую-то кнопочку, и в комнате, сквозь шипение и треск, раздался диалог… Ники с Валентином: «А вы готовы, Вероника, в таком виде предстать перед миллионной аудиторией?» – «Конечно (треск)… на балу… даже младшие ведьмы – голые…» Потом мы услышали Машу: «…меня – голую?…мужа нет, а искусство – больше, чем муж, искусство – это жизнь…» Но дальше – мне показалось, что я при этом поседею – я услышала свой голос: «Да я и так перед ними каждый день, словно голая…» – Девчонки… – мой голос предательски дрогнул. – Я имела в виду, что на моей работе каждый день приходится… – …Это вы на суде будете объяснять, перед кем вы на работе каждый день – голая… – заржал Ворошилов. Машка моргнула, словно давая понять: молчи, хоть перед этим уродом не сентиментальничай… – Ну, что, лапушки мои? В суд пойдете? – Пойдем… – еле сдерживая слезы, сказала Маша. – И правильно. За правду нужно биться до конца, – снова заржал Ворошилов. – Тем более что в нашей стране закон – что дышло. Только предупреждаю: суд будет идти года полтора-два… Правильно, Маргарита Альбертовна?.. И даже если вы его выиграете – что не исключено… Что вы получите?.. Некую моральную компенсацию в рублевом эквиваленте. Я не знаю, какой будет курс у. е. на тот день, но то, что я сегодня заработал на дополнительном тираже, сможет мне безболезненно покрыть в будущем все судебные издержки и алименты… Ну, что, целочки, вляпались? Спасибо вам, милые, низкий вам поклон… * * * Когда Ника успела всех собрать и объяснить суть разговора с Ворошиловым, я не проследила, только в моей квартире нас был полный комплект – все семь. Все семь молчали. Я сняла со стены гитару: Добегалась, допрыгалась, допелась, долюбилась… Моя шальная молодость в тумане заблудилась… – Да ладно тебе, Рита… – маленькая Оля положила мне руку на плечо. – Может, правда в суд подать?.. Я устало отложила инструмент. – Подать можем. Только ничего не получится. – Нет судебной перспективы? – уточнила Пчелкина. – Перспектива есть. Заявление примут. И при хорошем адвокате, даже с учетом этих наших диктофонных записей, где мы сами – заметьте, по доброй воле! – согласились сниматься голыми и готовы, чтобы наши телеса увидел весь мир, – мы его можем выиграть. – Ну? Так вперед!.. – вдохновилась Катя. – Скажи, Катюша, тебя устроит сумма в тысячу долларов при условии полного исчезновения из этой жизни? Катя моргнула непонимающе: – Тысяча – устроит. Но как это – «при полном исчезновении»? – А так! В школу тебя на работу теперь уже все равно не возьмут – ты же сама это знаешь… Многие знакомые – отвернутся. А ты, Люсечка, – повернулась я к Пчелкиной, – можешь за тысячу долларов удержать жениха возле подола реабилитированной порнозвезды? – Его и за миллион возле монашки не удержишь, если не захочет, – вздохнула Мила. – Вот и я про то… Сволочь Ворошилов прав. Суд будет идти долго – полтора-два года. И в случае выигрыша мы получим на всех какую-то тысячу-полторы у. е. – в лучшем случае. Через два года никто не будет знать, что суд мы выиграли и стали снова белыми и пушистыми. Зато шлейф «шлюхи» за нами навсегда закрепится. И от него мы уже не отмоемся даже за миллион долларов. – А почему тысячу-полторы? – встряла деловая Ника. – Вот пусть миллион и платит. – Не заплатит. – Я снова перебрала гитарный аккорд. – Нет таких прецедентов. – А нравственные страдания? Они что – вообще не учитываются? – Опять Милка вспомнила о своем Косте. – В практике российского судопроизводства не существует оценки нравственных страданий потерпевшего. Оценка лежит исключительно на плечах судьи. А судья посчитает, что и тысяча долларов – хорошая плата за страдания… – И выхода нет? – скорбно спросила Маша. – Через суд – нет. Мы можем наказать его только в частном порядке – собственными силами и средствами. – Ну, слава Богу! – оживилась Ника. – Я уж думала – тупик. Значит, если через суд нельзя, возмездие будем вершить сами! – Самосуд? – уточнила Роза. – Да, сами осудим, сами накажем, – топнула ногой Ника. – Правильно, убить его надо! – строго сказала Маша. – Девчонки, – почти равнодушно зевнула я. – Меня достало ваше постоянное «убить»… – Правильно, Рита, – влезла Оля. – Убивать нельзя. Куда труп потом денем? – Ну можно же расчленить и вывезти, – предложила Роза. – Отставить! – гаркнула я. – 105 статья Уголовного Кодекса Российской Федерации: «убийство, совершенное группой лиц по предварительному сговору…» От восьми до двадцати лет либо пожизненное заключение. – За этого негодяя – столько лет тюрьмы! – ахнула Катя. – А вы как думали? – Мы думали, – вздохнула Маша, – клин клином. У нас в деревне говорят: против лома нет приема, окромя другого лома. – Это не только у вас в деревне так говорят… – задумалась я. Девчонки переглянулись. – Рита, у тебя какая-то идея? – осторожно спросила Катя. |