Онлайн книга «Реализация»
|
– Если что-то не так, то давайте напрямую! Ильюхин взгляд не отвел, усмехнулся жестко: – Если труп – это «если что-то не так», то боюсь подумать, что такое «если дело труба»… И учти – все твои слова, будто тебя к стенке припирают, – это неправильно… Не нужен этот налет. Поговорим спокойно. Тему все равно не закрыть. – Не понял. – Валера аж побледнел, подумав о том, что расследованию истории на озере дан официальный ход и информацией о случившемся владеет не его куратор Ильюхин, а полковник Ильюхин, как представитель государства. Виталий Петрович, уловив этот нюанс его размышлений, чуть качнул головой: – Я имею в виду, что тему эту не закрыть в нашем с тобой разговоре. – Хорошо, – шумно выдохнул воздух Штукин. – Вам я готов рассказать. Более того – объяснить. И даже оправдаться. – А другим? – А с другими – не считаю нужным это обсуждать. Более того, зная, как устроено наше государство, считаю разговор о Николенко смешным. Произнеся фамилию, Валера впился глазами в лицо полковника, проверяя себя, и по реакции Ильюхина понял, что не ошибся – Виталий Петрович именно эту тему и имел в виду. Но откуда он узнал? Полковник между тем отхлебнул кофе и аккуратно поставил чашку обратно на блюдце: – Чего же тут смешного? Штукин зло дернул щекой: – Знаете, я много раз говорил жуликам: «Сознайся – лучше будет!» При этом я им не говорил – для кого именно это будет лучше… Ильюхин закурил и сказал спокойно, словно просто констатировал: – Ты меняешься. – Не надо! – занервничал Валера. – Ни хрена, извините за выражение, я не меняюсь. И не мутирую. Просто наконец-то я приобрел редкую возможность говорить про нашу жизнь так, как она есть. Виталий Петрович хмыкнул: – А мне оставишь возможность не согласиться с тобой? Штукин задумался, потом шмыгнул носом и, отвечая, уже чуть сбавил тон: – Не надо иронизировать. Вы прекрасно знаете, что ваше мнение для меня отнюдь не пустой звук. – Спасибо. Ну, а раз так, то расскажи, пожалуйста, как все случилось… Валера опустил голову, потом быстро вскинул ее и заговорил очень быстрым, почти горячечным шепотом: – Случилось, как в дурацкой книге: мы поехали на озеро. У нас только-только кое-что наметилось в отношениях. Ну, и… На озере и сами отношения… ну, в смысле – близкие… завязались. Место там тихое, без людей. Романтика. Плескались, обнимались. И никакой ссоры между нами не было. Просто потом Зое побаловаться захотелось. Игра такая идиотская началась. И тут же закончилась. А я, сука, никогда ей не говорил, что я пловец классный. Я – никакой пловец. Не утюг, конечно. Но в шторм утону, как все. А она, идиотка, сзади меня за шею… А там глубина… Может, и не такая уж большая. Но я так и не донырнул потом до дна… Я воды хлебнул и стал дергаться… Наверное, задел ее, но куда ткнул, как попал – не помню… Я что помню? Десять секунд – и я ее не вижу! Я – нырять. Какое там… В воде ни черта не видать, и я же не из ПДСС, как Ермилов. Начал задыхаться. Еле на берег выполз. И все. Извините за цинизм, но нет в моих действиях ничего… Но я об этом никому, кроме вас, и говорить-то не собираюсь! Потому что все равно выходит, будто я оправдываюсь. Будто я подонок, и если и не утопил, то бросил в беде. А я никого не бросал. Я ушел тогда, когда и Шойгу со всем своим МЧС не справился бы. И что мне потом делать было? Орать: граждане, возбуждайте дело, проводите расследование, не верьте мне, подержите меня в камере месяца два с половиной и выпустите потом с клеймом театрального мерзавца?! Штукин наконец-то прервал свой монолог и чуть подрагивающими пальцами вытащил из пачки новую сигарету. Полковник, нахмурившись, водил указательным пальцем по скатерти: – Да… осадок, конечно, неприятный… Валера даже слегка подскочил на стуле: – Неприятный? Да это страшный сон, а не осадок… Они помолчали, а потом Ильюхин задал новый вопрос: – Ну, а что там с картинами какими-то?… Штукин усмехнулся и понимающе кивнул: – А, даже вон оно как… И про картинки тоже… Мотив, стало быть, увидели? Полковник устало покачал головой: – Это не я так думаю. – А кто? Виталий Петрович ничего не ответил, и Штукин снова усмехнулся: – Картинки… Ну, оставил их у меня один мудило, прежде чем по Владимирке почапать, а потом сам, видимо, и замутил канитель. Знал бы я о их ценности – так что, стал бы его в камеру пристраивать?! Откусил бы долю – и разбежались бы… Что, не знаете, как это делается?! – Знаю, но не делал. – Да бросьте вы, Виталий Петрович, – махнул рукой Валера. – Мы же не в воспитательном отделе! У нас опера получают по сто пятьдесят долларов, а живут минимум на 500-600! И все честные… Каждый день каждый мусор думает как, что и где украсть! – Каждый? – Каждый! Только в отделениях воруют при шмонах на малинах и отпускают налетчиков. А в управлениях крышуют рестораны и отпускают черт знает кого! А постовые – грабят. А участковые… Да что я митингую?! Я все это видел и трогал своими руками. И человек, который меня уверяет, что все это только отщепенцы, – он либо наивен, либо не хочет со мной откровенно говорить… Полковник очень грустно и совсем устало улыбнулся: – И что… других совсем нет? – Есть!! Ильюхин!!! И он такой один! – М-да… После долгой, очень долгой паузы Валера уже почти спокойно и даже чуть виновато пробормотал: – Ну, вы же сами хотели, чтобы я говорил то, что думаю. – Конечно, – кивнул Виталий Петрович. – Ты знаешь, у меня такое ощущение, что вот это все мне бы хотели сказать и еще десятки других людей. Но они почему-то не говорят. Печально. Лучше, когда говорят. Штукин язвительно ощерился: – Смотря что говорят. Иногда лучше жевать, чем говорить! Я тут недавно видел выступление по телевизору руководителя УСБ. Он все обещал ряды чистить. Никто не спорит – дело нужное, дело хорошее. Так вот: я обратил внимание на его часы. Они стоят двадцать семь тысяч долларов. Я проверял, у Юнгерова такие же. Они, наверное, вместе в очереди за ними стояли. У него даже не хватило ума на полчаса нацепить «командирские» часы! Что я говорю не так? Ильюхин не смог подавить вздох: – Так-то все так… Однако, Валера, для меня это все равно ни хера не довод. Валерий опустил взгляд в стол и вяло, совсем уже не желая спорить, не согласился: – А для меня – довод. Конечно… Давайте ловить участкового за ящик колбасы. А другие пусть ловят министра за колбасный завод. Вот только хотелось бы хоть краем глаза на этих «других» глянуть – есть они или нет? Может, они, мои коллеги-«внедренцы», маскируются до поры? А потом как накроют всех панамой – разом… Вот уж заживем тогда – честно, чисто, опрятно… |