Онлайн книга «Форма воды»
|
– И что, я в этом виноват? Аделина прекрасно знает, что не моя вина, если ее сын такой дурак: сам дался в руки. Я действовал честно, без подстав и ловушек. Все было по закону. – В гробу я видала вашу извращенную логику. Ты должен ее уволить. – Но если я ее уволю, кто будет смотреть за домом, стирать мне, гладить, кто приготовит мне поесть? – Найдешь другую. – Вот в этом ты ошибаешься: такой хорошей, как Аделина, здесь больше нет. Он уже ставил кастрюлю на огонь, когда зазвонил телефон. – Мне ужасно неловко, оттого что я вынужден будить вас в этот час. – Это было вступление. – Я не спал. С кем я говорю? – Это Пьетро Риццо. Адвокат. – Ах, адвокат. Поздравляю вас. – С чем это? Если речь идет о чести, только что оказанной мне моей партией, уместнее были бы соболезнования. Я согласился, поверьте мне, только потому, что всегда останусь верен идеалам покойного инженера. Но вернусь к причине моего звонка: я должен увидеться с вами, комиссар. – Сейчас?! – Нет, не сейчас, конечно, но поверьте, ситуация щекотливейшая. – Можно было бы завтра утром, но завтра утром же похороны? Вы, полагаю, будете очень заняты. – И еще как! А также и после обеда. Знаете, наверняка останется какой-нибудь важный гость. – И когда же? – Ну, если подумать, мы все же сможем встретиться завтра утром, но пораньше. Вы в каком часу обычно приходите на службу? – К восьми. – В восемь было бы чудесно. К тому же речь идет о нескольких минутах. – Послушайте, адвокат, именно потому, что у вас завтра утром будет мало времени, не могли бы вы хоть пролить свет на предмет разговора? – По телефону? – В двух словах. – Хорошо. До меня дошли слухи, не знаю, насколько они соответствуют действительности, что вам был передан некий предмет, найденный случайно на земле. И мне поручено получить его обратно. Монтальбано прикрыл ладонью трубку и прямо-таки зашелся от хохота, ну чисто ржущий жеребец. Он наживил на крючок Якомуцци историю о цепочке, и его хитрость прекрасно сработала, клюнула самая большая рыба, на которую он только мог надеяться. Но как удавалось Якомуцци оповещать всю округу о том, что отнюдь не всем должно было быть известно? Он что, использовал лазерные лучи, телепатию, магические ритуалы шаманов? Между тем адвокат кричал в трубку: – Алло! Алло! Я вас больше не слышу! Что, разъединилось? – Нет, простите, это у меня упал на пол карандаш, и я за ним нагнулся. До завтра, до восьми утра. Как только раздался звонок в дверь, Монтальбано откинул макароны на дуршлаг и пошел открывать. – Что ты мне приготовил? – спросил Дзито, входя. – Макароны с чесноком и маслом и креветки с маслом и лимоном. – Превосходно. – Иди в кухню помогать. А я тебе тем временем задаю первый вопрос: ты можешь выговорить «щекотливейший»? – Ты что, уже в детство впадаешь? Заставляешь меня мчаться сломя голову из Монтелузы в Вигату, чтобы спросить, могу ли я произнести такое-то слово? Это совсем легко. Он попытался три или четыре раза, упорствуя все больше, но не сумел – язык у него с каждым разом заплетался все сильнее. – Нужно практиковаться, долго практиковаться, – сказал комиссар, думая о Риццо и имея в виду отнюдь не только большую практику адвоката в деле произнесения скороговорок. За столом, как это обычно бывает, говорили о еде. Дзито, повспоминав о фантастических креветках, которые ему довелось отведать десять лет тому назад во Фьякке, раскритиковал степень готовности креветок Монтальбано и осудил отсутствие даже самого намека на петрушку. – С чего это вы все вдруг на «Свободном канале» сделались пуританами? – атаковал без предупреждения Монтальбано, когда они пили восхитительное белое вино, которое его отец откопал где-то около Рандаццо. Неделю назад он привез шесть бутылок, но на самом деле это был лишь предлог, чтобы малость побыть вместе. – В каком это смысле пуританами? – В том смысле, что вы поостереглись ославить Лупарелло, как делали в подобных случаях. Ничего себе, инженер умирает от инфаркта вроде как в борделе под открытым небом, среди шлюх, котов, голубых, со спущенными штанами – стыд и срам, – а вы, вместо того, чтобы ухватиться за такую новость, встаете по стойке «смирно» и ни гугу об обстоятельствах его смерти. – Не в наших правилах отплясывать на чужом горе, – сказал Дзито. Монтальбано захохотал: – Сделай мне одолжение, Николо. Иди ты куда подальше вместе со своим «Свободном каналом». Теперь расхохотался Дзито: – Ладно, дело было так. Через несколько часов после обнаружения трупа адвокат Риццо бросился к барону Фило ди Баучина, красному барону, миллиардеру-коммунисту, и умолял его на коленях, чтобы «Свободный канал» не рассказывал о постыдных деталях. Он воззвал к рыцарскому благородству, которым предки барона, кажется, в древности отличались. Как ты знаешь, у барона в руках восемьдесят процентов акций нашего канала. Вот и все. – Все, как бы не так. А ты, Николо Дзито, заслуживший уважение противников тем, что говоришь всегда то, что должно, отвечаешь барону «так точно» и поджимаешь хвост? – Волосы у меня какого цвета? – Рыжие с красным отливом. – Монтальбано, я красный изнутри и снаружи, принадлежу к коммунистам злым и злопамятным, виду вымирающему. Я согласился потому, что уверен: тот, кто просил скрыть обстоятельства смерти и не очернять память бедняги, желал ему не добра, как пытался представить, а зла. – Не понял. – А я тебе объясню, святая простота. Если ты хочешь, чтобы о скандале забыли как можно скорее, ничего другого не нужно, как только постоянно говорить о нем, – по телевизору, в газетах. Снова и снова, опять и опять, вскорости народу это начнет надоедать – ну сколько можно! Ну когда же это кончится! Увидишь, что через полмесяца наступит пресыщение, никто больше слышать не захочет об этом скандале. Ясно? – Думаю, да. – Если же, наоборот, все замалчиваешь, само молчание начинает говорить, расползаются самые невероятные слухи, раздувающие скандал до бесконечности. Хочешь пример? Знаешь, сколько телефонных звонков поступило в редакцию как раз из-за нашего молчания? Сотни. А это правда, что инженер имел в машине по две девочки за раз? А правда, что ему нравился бутерброд и пока он совокуплялся с проституткой, негр его обрабатывал сзади? И последний, вечером сегодня: а правда, что Лупарелло дарил своим сучкам сногсшибательные украшения? Говорят, одно такое нашли на выпасе. Кстати, ты что-нибудь об этом знаешь? |