Книга Охота на оборотня, страница 54 – Евгений Сартинов

— А, Михалыч! Слава богу, ты приехал, а то этот щенок, кроме тебя, ни с кем больше говорить не хочет.

— Чего это он так?

Мазуров не слишком жаловал Колесникова как оперативника, тот присутствовал на работе «от и до», ни минутой больше, и не слишком выкладывался. Плюс ко всему Вадим любил выпить, а эту слабость Михалыч мог простить только фанатику своего дела Колодникову, а не такому сачку, как Колесников.

— Откуда я знаю, — развел руками опер, — сам его сейчас спросишь. Не родственник твой?

— Родственник, — подтвердил Мазуров, — по Адаму с Евой.

Колесников засмеялся, ушел и вскоре вернулся с Ежовым. Только по тому, как напряженно парень уселся на стул, Мазуров понял, что разговор будет трудным.

Витька так зло сверкнул глазами в сторону Колесникова, что подполковник подтолкнул оперативника к двери.

— Иди, Вадим, поспи в дежурке.

Когда они остались вдвоем, Мазуров закурил и протянул сигарету Ежову. Тот ее взял, но зажигалку словно не заметил, а сразу заговорил горячо и путано.

— Я не виноват, я вообще туда случайно попал! Шел домой, а тут они, я этого мужика и пальцем даже не тронул!

— Ну-ну, — подполковник достал из папки заявление Уткина, показал его парню. — И тут ты случайно оказался. Проходил мимо с трубой в руке. Если бы не я, то ты бы этого отставного майора шандарахнул трубой, и готово, суши сухари на долгие года. А у него двое детей, между прочим. Так что, парень, я тебе не верю. И суд не поверит. И поедешь ты лет на десять в очень далекие края.

В приоткрытую дверь заглянул Бармин и сказал только одну фразу:

— Михалыч, этот Кочин умер.

Мазуров кивнул и повернулся к своему подопечному.

— Ну что, слыхал? Это уже совсем другая статья, и по полной катушке.

Ежов сидел опустив голову, сквозь короткий ежик волос от затылка ко лбу был отчетливо виден длинный белый шрам и параллельно ему еще один, поменьше.

«Да, похоже, ему тоже доставалось по жизни не одно птичье молоко, — подумал Мазуров, — пирожными его редко кто кормил».

— Я его не бил, — упрямо повторил парень, — вообще не бил.

— Давай начистоту. — Мазуров положил на стол свои огромные кулаки, посмотрел на них так, словно увидел впервые. — Если ты не бил, то скажи кто?

Это ведь твой район. Сам говорил, что шел домой, а они тебя позвали, значит, ты всех их знаешь. Так?

Витька молчал.

— Пойми, твое спасение сейчас только в твоих руках, — убеждал его подполковник. Пацан медленно покачал головой.

— Не могу.

— Боишься?

— Ничего я не боюсь! — окрысился Ежов.

— Боишься. — Мазуров достал еще одну сигарету, озабоченно заглянул в пачку. Разговор обещал быть долгим, и запасов никотина должно хватить. — И еще как боишься. Вон аж стул мокрый.

— Я не боюсь, просто западло пацанов продавать, — процедил он сквозь зубы.

— А-а, вон ты о чем! — рассмеялся Михалыч. — Так ты о высоких материях!

Значит, нам тогда и разговаривать не о чем, значит, сядешь на полную катушку, и по убийству Николая Кочина, и по делу этого вертолетчика тоже. — Мазуров кивнул на свою папку:

— Знаешь сколько теперь тебе в сумме светит?

Ежов молчал, он по-прежнему боялся избегать взгляда старого сыщика.

— А я тебе скажу. Как рецидив, а дело вертолетчика пойдет первым, значит, Кочин уже второй. Это как минимум пятнашка. И скажи спасибо этому долбаному Евросоюзу, что отменили смертную казнь, а то мог бы и загреметь на вышак. Хотя еще неизвестно, что лучше.

Мазуров в возбуждении опять было взялся за пачку, потом вспомнил, что там осталось всего три сигареты, и отбросил в сторону.

— Ты хочешь этого? — повысил голос Мазуров. Ежов отрицательно мотнул головой.

— Так, уже лучше. Тогда говори, кто его бил?

— Ну не могу я это сказать! — снова взорвался Витька. — Меня же они потом убьют! Затопчут, как этого хмыря…

— Вот это другой разговор! По крайней мере, теперь честно.

Мазуров не удержался и все-таки закурил.

— А то «слово чести», братство до гроба! Бабушка тебя давно воспитывает? — неожиданно сменил он тему.

— С пяти лет, — буркнул Витька.

— Где родители?

— Отец умер, а мать прав лишили материнских. Не знаю, где она сейчас, может, и померла давно.

— Понятно. Бабушку любишь? Витька кивнул.

— Как у нее здоровье?

— Не очень. Давление высокое.

— Давление — это плохо. Тут может быть и инфаркт, и инсульт. С этим шутить нельзя. Как думаешь, она обрадуется, если узнает, что тебя посадили на пятнадцать лет?

— Нет, — тихо шепнули Витькины губы.

— У тебя и девчонка поди есть?

— Да.

— Как зовут?

— Люська.

— Сколько ей лет?

— Пятнадцать.

Мазуров усмехнулся, покрутил головой. Витька зло скривился, но подполковник был уже серьезен.

— Знаешь, как все это будет? Не смотри так, не думай, что я гадалка, гадать тут нечего, все проверено, и не раз. За тяжкие преступления у нас под амнистию не попадают, значит, сидеть будешь от звонка до звонка. Пятнадцать плюс пятнадцать, значит, когда ты выйдешь, Люське твоей будет уже тридцать. У нее к этому времени будет двое детей, а муж ее — один из этих твоих друзей-козлов. Он научит ее пить водку, а может, и на иглу посадит. Будет она ходить из притона в притон, с вечным фингалом под глазом, с выбитыми зубами.

Материнства ее лишат, так что как раз к твоему выходу она будет снова свободна и с радостью примет тебя в свои объятия и поцелует беззубым ртом.

Витька метнул на Мазурова злой взгляд.

— Что, не веришь? — переспросил подполковник. Надо отдать должное, говорил он страстно, убедительно. — Именно так и будет, поверь мне. Знаешь, сколько я за двадцать своих милицейских лет таких вот молодых дурачков видел? У каждого второго, кто сидел на этом стуле, именно такая судьба, можешь не сомневаться!

Да и ты будешь уже не такой, зона не сахар.

— Ну и что, — огрызнулся Ежов, — там, в зоне, тоже люди живут.

— Живут, Витя! Да еще как живут! Только ты не знаешь, как они там живут!

Ты сказки слышал про крутых воров, блатную развеселую жизнь, а на самом-то деле там все по-другому.

В этот момент дверь открылась, на пороге стоял невысокий, полноватый майор с седыми висками.

— Иду, вдруг слышу знакомый голос, — сказал он, подавая Мазурову руку. — Неужели, думаю, Михалыч! Не может быть! Он же на пенсии уже лет сто. Наверное, думаю, привидение его тоскует по работе.