Онлайн книга «Все горят в аду»
|
* * * Где-то в Ирвайне зазвонил телефон. Трубку взял мужчина. – Алло? – сказал он. С заднего плана, с другого конца провода, из города, расположенного в часе езды, до притихшего Париса донесся глухой шум бейсбольного матча по телевизору. До него донесся также стрекот газонокосилки – соседи подстригали траву. Звуки пригородов. Они были мучительны – эти мелкие свербящие напоминания о местах, которые Парис хотел забыть раз и навсегда. Звать к телефону отца было тоже мучительно, потому что сейчас – не в пример другим случаям, когда он взывал к папе о помощи, – сейчас он никакой помощи не хотел; на этот раз он осознавал, до чего докатился. Больнее Парису будет только в том случае, если Вик начнет долбить ему по голове своей деревяшкой. – Привет, – проговорил Парис в трубку. Секунду спустя: – Ну, – это все, что папа имел сказать в ответ. Потом наступила долгая пауза. Сплошной бейсбол. И газонокосилка. – Что происходит? – спросил Парис. – Ничего особенного, – ответил отец Париса. – Жара стоит. – Да. Это точно. – Она еще постоит, жара-то. – Сейчас сезон такой, понимаешь? Жара еще долго не спадет. Они были как двое незнакомых людей, дамы без кавалеров, неуклюже танцующие в паре – за неимением партнеров, а если найдется, с кем еще потанцевать, они сейчас же разойдутся. Отец Париса: – Знаешь, так смешно, я читал, что в прошлом году, когда случился этот эффект "Эль Ниньо", температура была – по-моему, писали, она была что-то на два градуса ниже средней. А теперь, это по-мооооо-ооооооооо... Парису показалось, что отец распылился там на мелкие брызги. Тоскливые подробности, потоки неинтересной и ненужной информации вместо нормального диалога. В любой другой раз Парис перетерпел бы и это, он умел терпеть. В любой другой раз. Но сейчас у него времени не было. Пора подносить прошение. – Пап, мне нужны деньги, – выпалил Парис. Говорить иначе Парис, цепеневший и горячившийся одновременно, был не способен. И он повторил, чтоб уж наверняка: – Мне нужны деньги, пап, – даже не думая, что говорит. Думал же он вот о чем: если удастся выпутаться из этой заварухи, то ничего подобного с ним больше никогда не произойдет. Туда, где он сейчас оказался, его завела привычка срезать углы, а с этих пор он будет надрываться до седьмого пота, или как там еще говорится насчет тяжелой работы. Мораль такова: отныне и впредь его ждет долгий, тяжкий, изнурительный путь по целине. Это, все это: тебя травят и терроризируют наемные голливудские киллеры, на тебя пялится, точно кот на воробышка, какой-то жлоб из полупустыни, – все это было как звонок будильника. Громкий и резкий, да, конечно, – но если ты проспал всю жизнь, то тебе и нужен такой звонок будильника, который... Реплика отца не дала окрепнуть очередной мысли Париса. – Что... Как-как?.. – Мы с мамой подумали... – Что... – Так больше не может продолжаться, Парис. Так бо... – Что ты сказал? – Нет смысла в таком... Я сказал "нет". Нет? – Мы не... Так не может больше продолжаться. Он сказал "нет"? – Каждый раз... У тебя все не слава богу, сынок. Мы не можем больше чуть что посылать тебе деньги на разные пустяки. Тут Парис чуть не расхохотался. В самом деле. Все прежние ситуации, все прежние проблемы, с которыми он обращался к родителям – деньги на покрытие его счетов, чек, чтобы заплатить за телефон, – без этого всего Парис мог бы и обойтись. Но сейчас, единственный раз, когда он действительно, действительно нуждался в их помощи, последний раз, когда он в ней нуждался, мама с папой дали ему отлуп, как какому-нибудь придурковатому нищему с лос-анджелесских обочин. – Учись выпутываться сам, сынок. Воспринимай это как урок, а не как наказание. Мы хотим преподать тебе урок, вот и все. Парис посмотрел на Вика. Вик посмотрел на Париса. В жилистой руке Вика заворочалась бейсбольная бита. Вик был готов преподать Парису все уроки, какие надо. – Нам уже давно следовало это сделать. Пройдет время, и ты поймешь. Что произошло? Может быть, воздух превратился в липкую массу, поднимающуюся в жаркие дни с улиц Лос-Анджелеса? Похоже на то, решил Парис. А чем еще можно объяснить, что так тяжело дышать? Какое еще есть объяснение тому, что каждую мысль приходится как будто вытягивать из патоки? – Папа, мне нужна помощь. – Нужно учиться помогать себе самому. – Ты не понимаешь... – Вот ты так говоришь, а я ведь тоже молодым был. – Я попал в беду. – Тебе станут нипочем все беды, если ты поверишь в себя. – Отец Париса говорил так, словно только сегодня получил диплом высших курсов прикладного морализаторства. И снова Вик стиснул в кулаке биту. В воздухе запахло катастрофой. – Папа... Папа, я пропал. – Это тебе сейчас так кажется, а потом, спустя какое-то время, ты и сам будешь рад, что мы пошли на это. Ты будешь рад, вот увидишь. Парис послал последнюю мольбу. Она прозвучала как предсмертный хрип. – Папа... – Я с тобой попозже поговорю... Передам маме, что ты звонил. Пока, Парис. "Пока". Парис не припоминал чего-либо звучавшего настолько бесповоротно. Парис повесил трубку. Парис обернулся к Вику. Парис сказал: – Тут... одна проблема. Взгляд Вика означал: "Тем лучше". Дубина заерзала в ладони Вика. Хрясь! * * * Мистер Башир подошел к телефону: – Гастроном "двадцать четыре, семь". Чем могу служить? – Мистер Башир, это Парис. – Парис! – В голосе Башира послышалось огромное облегчение. Потом огромное беспокойство: – Ты как? Я очень за тебя тревожусь. Я подозреваю, что ты попал в очень и очень серьезную беду. "Да уж это как пить дать", – хмыкнул про себя Парис. – Да, я тут истратился слегка. Снял мало, и вообще. А потом вспомнил, что ну, это... последнюю зарплату не получил. – Да, да. Она у меня. Я буду хранить ее до твоего возвращения. – Да, это хорошо. Я думал, может, вы смогли бы послать мне какую-то часть. – Запнулся. – Мне это... надо. – Где ты, мой друг? – Место называется "Фактория". В Барстоу. Тут "Вестерн юнион". – Хорошо, договорились. Я пойду на ближайший узел и пошлю тебе деньги, как только смогу. Голос Париса вспорхнул на маленьких, робких крылышках надежды: – Спасибо, мистер Башир. Огромное спасибо. Я ваш должник. |