Онлайн книга «Амнезия творца»
– Где ты это взял? – Тот парень дал, – рассеянно ответил он. – Я его, похоже, знал когда-то. – Мотоциклист? – Да. – Что делать собираешься? – Не знаю. – Он встал и постучал в дверь спальни. Не дождавшись ответа, вошел. Иди сидела на краешке кровати возле кипы белья. – Тут одежду старую кто-то оставил, – сказала она. – Может, тебе подойдет? Но тогда твою придется выстирать. – По-моему, лучше не брать ничего. – Одежду брать можно. Что на тебе, то твое. Раз оставили – бери. – Хорошо, – произнес он. – Примерю. Спасибо. Она порывисто встала. – Когда переоденешься, отнеси грязное в ванную. Я выстираю и повешу сушиться. – Я, наверное, завтра в Сан-Франциско поеду. – Ну и что? – Наверное, не успеет высохнуть. – Пахнет ведь, – сказала она. – Или выстирать, или выбросить. – Она отвернулась и вышла из комнаты. Хаос – следом, мимо Мелинды, которая снова включила телевизор. В кухне Иди занялась осмотром содержимого холодильника и буфетов, но по ее движениям Хаос заподозрил, что она уже сделала это до его приезда. Оба молчали. Через несколько минут она достала коробку крекеров и пластиковую банку орехового масла с наклеенной вручную этикеткой и торопливо намазала несколько крекеров. – В чем дело? – спросил Хаос. – Мне не нравятся твои новые друзья, – жуя, ответила она. – Это не новые друзья. Это старые друзья. – Ну так вот, они мне не нравятся, особенно этот, утренний, единственный настоящий. Мистер Кожанка. Хаос, он же отвратительный! И уже втянул тебя в неприятности. : Хаосу не хотелось обсуждать «заслуги» Фолта. Он сомневался, что у Фолта есть хоть одно достоинство. – Что значит – единственный настоящий? – Двое других – только изображения, – сказала она. – Телевизионные персонажи. Как в твоих снах. Я не верю, что они настоящие. Они – из тебя. – Что за чушь? Иди, это же пленка. – Чушь? А что не чушь, можно спросить? Кругом сплошная чушь. Я научилась не верить тому, что вижу по телевизору. И всем здешним… Каждый называет себя твоим другом, каждый прикидывается этаким симпатягой… Я думала, ты умнее. – Иди, это не телепередача. Это видеопленка. Эти люди на пленке – мои знакомые. – А по мне, они самые настоящие телеперсонажи. – Иди, ты нелогична. И потом, дело-то в другом. Вот почему мне надо съездить. Йан говорит, я обязан пройти тестирование. Иди, он нас с тобой в покое не оставит. Из кожи вон вылезет, но разлучит. У нее распахнулись веки, загорелись надеждой глаза. – Хаос, это не важно. С Йаном как-нибудь справимся… – Он из правительства, своя рука – владыка. Просто он сдерживается пока, думает, ты ему достанешься. Если я не уйду, он тебе жизнь сломает и назовет это большим везением. Разлучит с детьми. С минуту она молчала, затем произнесла, не столько к Хаосу обращаясь, сколько к себе: – Ты просто хочешь внушить, что уходишь ради моего же блага. – Нет. – Да. Говоришь, что иначе мне придется туго. А потом Йан скажет: вот еще одно доказательство твоего невезения. Если уйдешь, подтвердишь его правоту. Йан верно говорит, на меня все шишки сыплются. – Нет. Если я останусь и пройду тесты, нам обоим придется плясать под его дудку. Я ухожу, потому что не верю в невезение. – А почему бы не сказать прямо? Уходишь, потому что мечтаешь встретиться с той женщиной. Слово «женщина» повисло между ними, зазвенело в тишине. И не нашлось у Хаоса ответа, способного изгнать его. – Да ладно, чего уж там, – вздохнула Иди. – Тебе надо разобраться. А то все голову ломаешь. Я же понимаю. Надо ехать. – Помолчав, она добавила: – И вообще, не могу я больше жить с твоими снами. Такое чувство, будто с ней сплю. – Дело не только в ней, – сказал Хаос. – Главным образом во мне. Кем я был прежде – вот проблема. – Ладно. – Она положила в рот крекер. – Больше не хочу об этом говорить. Он почувствовал себя разбитым. Хоть и настоял на своем. – А как же Мелинда? – спросила Иди. – Можно, она у тебя поживет? – Он хотел уехать без Мелинды. Возможно, Иди сочтет это залогом его возвращения. Впрочем, он вовсе не был в этом уверен. Она ответила не сразу: – Хорошо. Но Мелинда стояла в дверях кухни. Телевизор в гостиной работал вхолостую. – Ты козел, – сказала она. – Хочешь сбежать к той девке. Он стушевался: – Я денька на два… – Что, думаешь, с тобой попрошусь? – Ее глаза наполнились слезами, но кривая ухмылка не допускала никакого сочувствия. – Подонок. Ничуть не лучше Келлога, и сны у тебя дурацкие. Ненавижу! Ту ночь Мелинда и Иди провели в разных спальнях, а Хаос в гостиной сидел перед телевизором, пока не уснул. Разбудили его пробный лучик солнца и рев мотоцикла на улице. Эверетт вспомнил Сан-Франциско. Фолт долго вез его по городу. Сначала – через Прикрепленный район, затем – в гору, на Нигдешний проезд. В Прикрепленном районе улицы были многолюдны и живописны, сверкали неоном вывески, на тротуарах теснились уличные торговцы, на проезжей части – уйма автомобилей, конных повозок, велосипедов и пешеходов. Владельцы бань стояли рядом с кабинками и зазывали прохо-жих на четвертьчасовую помывку. В мексиканских тавернах яблоку было негде упасть: пьяницы, обычные посетители, дети обычных посетителей, пьяные карманники, малолетние карманники, пьяные дети… Наркоманы в секоналовом полуулете высовывались из окон над магазинами и визгливо перекликались через улицу. Внезапно транспортный поток разделился на две реки, собаки, торговцы и мотоцикл Фолта хлынули на тротуар, уступая дорогу закопченному гиганту – шаттломобилю, космическому челноку на двух колесах; антиграв удерживал его длинное туловище в горизонтальном положении. Память Эверетта сохранила все в точности – но уже измененным. А может быть, изменился сам Эверетт. Город всегда лежал в руинах, в нем царил Развал, о чем, возможно, многие жители даже не подозревали. «Если останусь здесь, – подумал Эверетт, – то в конце концов, наверное, стану таким же, как они». Фолт пытался вернуться на проезжую часть, но изъеденный ржавчиной робот-телевангелист, шатаясь, заступил мотоциклу путь. Каждое движение ферропластмассовых конечностей отзывалось скрипом, и когда робот молитвенно опустился на колени, Эверетт увидел разлохмаченные резиновые подошвы, свисающие с его пяток. Фолт бибикнул, теле-вангелист поднял голову – квадратный ящик с компьютерным изображением лица на дисплее – и забубнил проповедь, таращась на них видеоглазом. |