
Онлайн книга «Акведук на миллион»
— Хорошо бы найти извозчика… — Да где его-с в этой Москве найдешь? — вздохнул Жан. Дул промозглый ветер. Но с досады даже от холода укрываться не хотелось. Я шел против ветра, словно надеялся что-то исправить, победив стихию. Упрекал себя, что потерял уйму времени утром, пока осматривал акведук, ротонду и мытищинские колодцы. Нужно было сразу же засесть за изучение финансовых отчетов. Эх, хорошо Герарду! Человек живет с чувством исполненного долга: он построил водопровод, построил грандиозный акведук, со дня на день горожане начнут получать чистую воду, а все остальное Иван Кондратьевич считал шелухой, и эта шелуха легко отлетала перед судом его же совести. Он посвятил мне целый день, с удовольствием показав работу свою и своего наставника, генерал-поручика Фридриха Вильгельма фон Бауэра, хотя наверняка считал меня таким же воришкой, как и прочих чиновников. Я физически ощутил в руках тяжесть медного соска, по которому стекала вода. А Иван Кондратьевич стоял рядом и на примере обычного рукомойника объяснял принцип работы городского водопровода. Герард-старший даже не подозревал, насколько это наглядное пособие оказалось точным. Замысел заговорщиков заключался в том, чтобы, как в домашнем рукомойнике в нижний резервуар попадает грязная вода, в водозаборную ротонду на Трубной площади должна попасть вода отравленная. А значит, где-то выше по течению кто-то должен пустить в ход свои грязные руки… Акведук! Вот где заговорщики намерены отравить воду! Вспомнил вымощенную кирпичом дорожку, ведущую в кирпичный бункер. Иван Кондратьевич тогда сказал: — Склад сделали эти… с Моховой… На Моховой проживал Холмогоров, именно его неизвестный кукловод и заставил подготовить злодейский план. Скорее всего, в этом бункере и хранятся ядовитые минералы! — Жан! Нужно найти приличного извозчика! Поедем в Ростокино! — скомандовал я. До места мы добрались под утро. Увидев акведук, Жан несколько раз осенил крестом себя, а заодно и кота — Нуар так и сидел на руках французишки. Признаться, в этот час и на меня архитектурное творение фон Бауэра и Герарда произвело жуткое впечатление. Акведук выглядел чем-то нездешним, от него веяло ужасом. Не легкой стрелою, а тяжелой громадиной уходил он в пространство, исчезал в утренних сумерках и казался мостом, перекинутым через Стикс, а не Яузу. — Сударь, зачем-с это? — прошептал французишка. — Это дело полиции… — Идем, — оборвал я его. Мы прошли по кирпичной дорожке. Три ступени вели вниз ко входу в бункер. Я обнажил шпагу и спустился к массивной двери. Жан остался наблюдать за мной сверху. Я толкнулся в запертую дверь, ударил несколько раз кулаком. Неожиданно послышался шорох — черная тень выросла за спиною французишки. Неизвестный толкнул Жана в спину, и мосье, взмахнув руками, свалился прямо на меня. Взвизгнул кот Нуар. Раздался скрежет, дверь открылась, из темного проема вылетел приклад, и от удара в голову я потерял сознание. Из небытия возвратил меня голос Жана Каню. — Эх, сударь, сударь, барин-с вы мой, я же говорил-с, надо было идти-с в полицию, — причитал французишка. — А еще лучше-с кинуться в ноги вашей доброй тетушке-с… Я пошевелился и понял, что лежу на твердой поверхности, а голова на каком-то возвышении — как выяснилось, на колене моего камердинера. — Сударь! Вы живы?! — обрадовался Жан. — А то бы ты стал труп держать на коленях, — буркнул я. Я потрогал шишку на лбу и поморщился от боли. Голова гудела, но могло быть и хуже. Я решил еще несколько минут полежать, не двигаясь и не открывая глаз. По затхлому запаху и так понимал, что нас заперли в каменном подвале. Откуда-то со стороны раздался чей-то слабый голос: — Господа, будьте осторожны, там, по левую руку от вас… Французишка подпрыгнул так, что моя голова, потеряв опору, ударилась об пол. — Что?! Кто здесь?! — завопил он. — Жан! — взвыл я. — Ты что, смерти моей захотел?! — Барин, сударь, я думал-с, мы тут одни-с! Я моргнул несколько раз, но ничего не увидел — вокруг царила кромешная тьма. — Heus-Deus! Я ничего не вижу! Я ослеп! — вскрикнул я, в панике ощупывая глаза. — Вы не ослепли, — послышался давешний тихий голос, — мы находимся в подземелье… здесь ни окон… ничего… — Heus-Deus! — вновь воскликнул я и добавил, воздев очи горе и осенив себя крестом: — Мог бы лучину хоть самую захудалую послать, я же столько раз ставил свечи в церквях! — Все бы вам-с богохульствовать, сударь, — с отчаянием промолвил Жан. — Милостивый государь, а вы кто будете? — спросил я, обращаясь в темноту. — Я Мартемьянов Сергей Михайлович, секунд-ротмистр [31] , — раздалось в ответ. — Уже лет пять как в отставке? — уточнил я. — Да, вышел при государе Павле Петровиче, — подтвердил Сергей Михайлович и взволнованным голосом спросил: — Господа, а какой нынче день?! — Не самый счастливый… — Я имею в виду, какое нынче число, год какой? — Э-хе-хе, милостивый государь, да вы анахорет, — усмехнулся я. — Сегодня двадцать четвертое октября! — А год? Год какой? — послышался из темноты отчаянный голос. Мне сделалось не до шуток. — Тысяча восемьсот второй год, — ответил я. — Как — тысяча восемьсот второй? — с изумлением вскричал Сергей Михайлович. — Это точно? Вы не ошиблись? Я поднялся на ноги, прикрыл рукою голову и осторожно разогнулся. Предосторожности оказались излишними — высота потолка позволила выпрямиться во весь рост. Я покачнулся: то ли голова после удара кружилась, то ли к темноте привыкнуть не успел. — Жан, сколько времени я пробыл без сознания? — Да всего-то-с минуты три-с от силы, — ответил французишка. — Тогда точно так, — подтвердил я. — Сегодня тысяча восемьсот второй год, двадцать четвертое октября… — Вот так раз. — Удивление в голосе господина Мартемьянова смешалось с облегчением. — Выходит, я всего-то три недели здесь. А мне казалось, годы прошли… — Еще Диоген заметил-с, что в замкнутом пространстве без доступа света человек-с склонен преувеличивать ход времени-с, — назидательным тоном заявил французишка. — Ладно, Диоген нашелся, — фыркнул я и легонько махнул в ту сторону, откуда звучал голос камердинера. Мосье Каню взвыл от боли: моя рука угодила ему в живот. — Су-у-ударь… что же… вы… делаете-с… — застонал он. |