Книга Кровавое копье, страница 8 – Крейг Смит

Переходя из зала в зал, Маркус с искренним удовольствием читал имена авторов картин. Сами полотна его интересовали мало. Ну и что? Ротко, [11] де Кунинг, [12] Поллок, [13] Кандинский, Пикассо. Вот кто накладывал краску на эти холсты, и каждая из этих картин стоила больше, чем город мог заплатить Маркусу за десять лет!

От таких цен кружилась голова, тем более если вспомнить, что Роланд Уилер родился в лондонском Ист-Энде и поначалу был обычным воришкой. После ряда столкновений с полицией и условного срока за хранение награбленного Уилер перебрался в Германию. В Гамбурге жизнь Уилера пошла на лад. Он женился на английской красавице и получил работу в картинной галерее, и наконец, там родилась его дочь. Кроме этого, о раннем этапе карьеры Уилера известно крайне мало, но уже несколько лет спустя у него был свой магазин в Гамбурге, еще один — в Берлине, а третий — в Цюрихе. Шероховатости лондонского периода сгладились, Роланд Уилер стал уважаемой персоной. После смерти жены в начале девяностых коллекционер покинул Германию и перебрался в Цюрих. По всей видимости, переезд подействовал на него благотворно: за следующие несколько лет Роланд стал весьма и весьма богат.

— Почти сто миллионов, — сказал один из гостей, когда Маркус поинтересовался стоимостью коллекции, подаренной городу дочерью Уилера.

— Франков? — спросил Маркус с ноткой, близкой к потаенному восторгу.

Гость, который оказался англичанином, чуть заметно усмехнулся.

— Фунтов стерлингов — в хороший день, по крайней мере. А при неважном курсе — швейцарских франков.

Маркус, заполучивший одну из картин Уилера в октябре 2006 года, поинтересовался, каковы дела на рынке в данный момент. Что сейчас выгоднее — продавать или покупать?

Англичанин сдвинул брови.

— Полагаю, это целиком и полностью зависит от того, что вы имеете в виду.

Он оценивающе взглянул на часы Маркуса, на его туфли, на покрой и ткань его смокинга. По внешности о Маркусе судить было трудно. Он мог оказаться как уважаемым чиновником, так и человеком, стоящим десять миллионов франков. И даже больше. И любой в этом зале мог знать об этом. Швейцарцы, как правило, были людьми чрезвычайно вежливыми, но, когда дело доходило до денег, они становились жуткими сплетниками.

— Ну, к примеру, Моне, — ответил Маркус.

Англичанин с сомнением вздернул бровь.

— У вас есть Моне?

По-немецки собеседник говорил впечатляюще: он сумел вложить едва заметный сарказм в эту фразу, придав ей вопросительную форму. Но и конечно, вздернутая бровь помогла общему эффекту.

Едва не покраснев, Маркус сказал:

— Не очень большая картина.

Он сделал вид, будто прячет маленький холст под смокинг. Англичанин рассмеялся.

— Конечно, на Моне всегда есть спрос… независимо от размеров. — Джентльмен обвел взглядом стены зала. — Насколько я помню, у Роланда в коллекции была чудная работа Моне. Как-то раз он мне ее показал! Удивительно, что он расстался с ней. Я точно знаю: он очень дорожил этой картиной.

— Могу понять, — улыбнулся Маркус. — Я своей тоже дорожу!

Выяснив кое-что о ценности посмертного дара Уилера Цюриху, Маркус наткнулся на фрау Гетц, супругу президента небольшого частного банка, с которым он вел кое-какие дела.

— Удивительная щедрость со стороны господина Уилера! — заметил Маркус после того, как их с фрау Гетц представил друг другу общий знакомый, мэр Цюриха.

Роланд ушел из жизни больше года назад, и мэр позволил себе дружелюбно рассмеяться.

— Ну не мог же он забрать все это с собой.

Маркус улыбнулся в ответ на шутку и чуть заметно пожал плечами.

— Я имел в виду, что его дочь могла бы сама наслаждаться этой коллекцией.

— Насколько я понимаю, — сказала фрау Гетц, — коллекцию подарил городу не Роланд, а Кейт.

— Правда? — удивился Маркус.

Это оказалось для него новостью. Он задумался о том, каково же финансовое положение Кейт, если она может позволить себе такой королевский подарок.

— Правда, — кивнула фрау Гетц и, будучи дамой язвительной, равнодушно фыркнула: — Уж мне ли этого не знать. Все счета прошли через моего супруга.

— Это… очень великодушно с ее стороны. Надеюсь, она не разорена после этого.

— Насколько я помню, в прошлом году у нее в Цюрихе были какие-то неприятности. Думаю, она почувствовала себя обязанной сделать пожертвование, дабы вернуть доброе расположение цюрихцев.

— За двести пятьдесят миллионов швейцарских франков можно купить целую гору доброго расположения, — усмехнулся мэр.

— К тому же, — продолжила фрау Гетц, — у Кейт есть собственные деньги, и должна добавить: она этим очень гордится.

— Я считал, что она получила в наследство имение матери.

— Да, но она вступила во владение только тогда, когда ей исполнился двадцать один год, и стоимость имения она вложила в предприятие первого супруга, лорда Кеньона. Это было… о, десять лет назад. Когда компания обанкротилась после смерти ее мужа, бедняжка потеряла все. Подумать только! — продолжала фрау Гетц, покачав головой и поджав губы. — Потерять супруга во время медового месяца, а два месяца спустя лишиться всего капитала!

Мэр небрежно пожал плечами.

— Если эта коллекция о чем-то говорит, у Роланда наверняка должно было найтись несколько миллионов, чтобы утешить дочь.

— Да, но Кейт не собиралась принимать подачку! Материнская недвижимость принадлежала ей. Она ее потеряла и твердо решила вернуть, да еще и с процентами, судя по тому, что известно моему мужу.

Глаза Маркуса злорадно сверкнули.

— И как ей это удалось, по-вашему?

Фрау Гетц лукаво глянула на него.

— Насколько я понимаю, она точно так же приторговывает произведениями искусства, как ее отец. Знаете, деньги — это самое малое, что дети получают в наследство от родителей!

Маркус кивнул и сделал вид, что Кейт Бранд вызвала у него легкое любопытство.

— Значит, она не просто хорошенькая?

— О боже, ну конечно! Пожалуй, я не встречала более экстравагантных особ. Вам наверняка известно, что она одна из лучших альпинисток Швейцарии?