Онлайн книга «Кодекс 632»
В кармане внезапно ожил мобильник. Томаш достал телефон и поднес к уху. — Алло. — Профессор Норонья? — Да? — Это Нельсон Молиарти. Все в порядке? Долетели нормально? — А, да. Все хорошо, спасибо. — Вы довольны нашим водителем? — На все сто. — А как вам отель? — Чудесный. — «Волдорф-Астория» — одна из наших главных достопримечательностей. В нем останавливаются все американские президенты во время своих визитов в Нью-Йорк. — Вот как? — восхитился Томаш. — Прямо все? — Без исключения. С тысяча девятьсот тридцать первого года. «Волдорф-Астория» — весьма престижное место. Его давно облюбовали политики, кинозвезды и художники. Герцог и герцогиня Виндзорские, например, здесь жили. — Молиарти подчеркнул последнее слово. — Жили, представляете? — Да, и вправду удивительно. Я как раз хотел поблагодарить вас за возможность остановиться в таком прекрасном отеле. — Пустяки, не стоит благодарности. Главное, чтобы вам было удобно. Вы ужинали? — Нет, не успел. — Тогда могу порекомендовать два ресторана в отеле, «Булл энд Бэр Стейкхаус», если вы любитель мяса, или «Имагику», если предпочитаете японскую кухню. Если верить журналу «Гурме», еду лучше заказать прямо в номер. — Большое спасибо, но сегодня я вряд ли воспользуюсь вашим советом. Перехвачу что-нибудь на Таймс-сквер. — Вы на Таймс-сквер? — Да. — В этот самый момент? — Ну да. — Но ведь на улице такая холодрыга! Вы в машине? — Нет, я отпустил шофера. — А как же вы оказались на Таймс-сквер? — Пришел пешком. — Holly cow! [10] Минус пять по Цельсию. А по телевизору сказали, если учитывать фактор ветра, то все минус пятнадцать. Надеюсь, вы тепло одеты. — Ну… Более менее. Молиарти сокрушенно поцокал языком. — Вы должны себя беречь. Немедленно звоните водителю, чтобы он вас забрал. У вас есть его номер? — Должен был остаться в памяти мобильного. — Good! Звоните прямо сейчас. — Не стоит. Я поймаю такси. — Как хотите. Я, собственно, хотел сказать вам «Добро пожаловать в Нью-Йорк!» и сообщить, что мы ждем вас завтра в девять в нашем офисе. Шофер будет ждать вас в восемь тридцать у выхода на Парк-авеню. Офис недалеко от гостиницы, но по утрам на дорогах творится настоящий hell. — Что ж, всего доброго. Увидимся завтра. — Жду с нетерпением. До встречи. Пряча телефон, Томаш обнаружил, что пальцы утратили чувствительность; рука так замерзла, что перестала подчиняться командам мозга; она будто превратилась в посторонний предмет, не имеющий к нему никакого отношения. Томаш засунул кулаки поглубже в карманы, но от стужи это не спасло. Готовый впасть в отчаяние, он озирался по сторонам в поисках убежища. Приметив немного впереди, по левую руку от себя вход в ресторан, Томаш бросился к нему; проникнув внутрь, он ощутил себя грешником, которого решили избавить от адских мук. Томаш принялся с ожесточением растирать побелевшие руки, чтобы восстановить циркуляцию крови, и вскоре почувствовал слабое покалывание в кончиках пальцев. — Can I help you? — учтиво улыбаясь, спросил метр. Томаш подтвердил, что будет ужинать один, и занял место у окна. Оттуда можно было наблюдать за нервным, хаотическим движением толпы на Таймс-сквер. Ресторан оказался мексиканским. Пробежав глазами список блюд, Томаш заказал энчилады с сыром, телятину и «Маргариту». Официант принес аперитив и начос с томатным соусом, а профессор развернулся к окну, чтобы лучше видеть улицу. Он не взял теплого пальто, а стало быть, в ближайшие дни предстояло изрядно померзнуть; и будет разумнее всего вернуться в отель на такси. Пятичасовая разница с Лиссабоном дала себя знать. Томаш проснулся ровно в шесть утра и растерянно уставился в окно. Через несколько секунд он завернулся в одеяло и попытался снова заснуть, но вскоре осознал тщетность своих попыток. Томаш посмотрел на часы; в Лиссабоне было одиннадцать, неудивительно, что сон не шел. Профессор впервые внимательно оглядел свой номер. Здесь царили бордовый и золотой: бордовые обои с золотым тиснением, бордовые кресла, бордовые гардины с пышными золотыми кистями. Пол был застелен пушистым темно-красным ковром. На прикроватной тумбочке стояла ваза с пышным букетом и бутылка «Каберне». Томаш набрал номер Констансы. — Привет, веснушка! — Он назвал жену полузабытым ласковым прозвищем из давно минувших счастливых дней. — У вас там все хорошо? — Привет, Томаш. Как Нью-Йорк? — Вымер от холода. — А вообще как? — Странный городишко, но в целом довольно забавный. — Что ты мне привезешь? — Ай-яй-яй! — Томаш укоризненно прищелкнул языком. — Кто бы мог подумать, что у меня жена такая меркантильная… — Интересное дело! Муж сбежал в Америку и вовсю развлекается, а брошенная жена, оказывается, меркантильная! — Ладно, ладно. Привезу тебе Эмпайр-стейт и Кин Конга в придачу. — Не пойдет! — рассмеялась Констанса. — Предпочитаю МоМа. — Что? — МоМа. Музей современного искусства. — А… — Привези мне «Звездную ночь» Ван Гога. — Какую? Ту, на которой такие круглые звезды? Она здесь? — Да, в МоМа. Еще я хочу «Ирисы» Моне, «Авиньонских девушек» Пикассо, «Японский диван» Тулуз-Лотрека. — А Кин Конга? — Зачем мне Кин Конг, если есть ты? — Подлиза! — фыркнул Томаш. — Скажи, а копии тебя не устроят? — Нет, укради для меня оригиналы. — Констанса немного помолчала. — Я говорю о репродукциях, а ты что подумал? — Ладно, как скажешь. Как там малышка? — Хорошо. Все хорошо, — последовал ответ. — Хулиганка, как всегда. — Хм, воображаю. — Знаешь, у нас сегодня был серьезный разговор. — Это как? — За ужином она меня спрашивает: «Ма, почему ребята называют меня дебилкой?» Я отвечаю: «Что ты, дочка, тебе, наверное, послышалось, должно быть, они сказали „девочка“». «Нет, ма, — отвечает она. — Ребята много раз повторили, и я хорошо расслышала». — Ну, ты ведь знаешь, какими бывают дети… — Да, они жестоки к тем, кто на них не похож. Беда в том, что девочка все принимает за чистую монету. Когда я ее укладывала, Маргарита снова спросила, правда ли, что она дебилка. |