Онлайн книга «Формула Бога»
— Водитель? — бровь у Мохаммеда поползла вверх. — А его проверяли? — Это длинная история, — Томаш устало вздохнул. — Одно вам скажу: Саббар — один из тех, кто спасли мне жизнь. Крепчавший бриз еще негромко шумел в снастях, но уже почти заглушал крик чаек и мерное урчание судового двигателя. К серо-голубому цвету неба примешивались теплые оттенки, но берег, вдоль которого, разрывая горизонт, простиралась цепь Эльбурских гор, озарялся ледяным светом, отраженном снегами вершин. Солнце стремительно катилось вниз, словно желая слиться с морем. Опускалась ночь. Капитан, осознав бесполезность усилий согреться энергичным растиранием рук, сдался перед Бореем и, обернувшись, известил: — Я пошел вниз. Тем более что пора включать телефон и связываться с центром. Ночь упала на Каспийское море как плотное покрывало, окутав шхуну непроглядной, бездонной тьмой. Лишь изредка у самого горизонта из густой чернильной мглы выныривали пляшущие на водной ряби огоньки, выдавая присутствие рыбацких судов или паромов, перевозивших пассажиров и грузы с одного берега на другой. Не чувствуя холода, Томаш остался на палубе и перебрался на нос. Три дня он провел заживо погребенным в бетонном склепе, и теперь никакой студеный ветер, бьющий в лицо, и уж тем более просто темная ночь не мешали ему ощущать всеми фибрами души бесконечную огромность неба. Дверь рубки открылась, и на палубу вышел один из говоривших по-английски морячков. — Мистер, идите сюда, — сказал он. — Вас зовет капитан. В рубке работал обогреватель и горел яркий свет, но накурено было так, что хоть топор вешай. Морячок указал на крутые ступеньки. Спустившись по ним, Томаш попал в небольшое помещение. Мохаммед сидел в наушниках с микрофоном. Провод от гарнитуры соединялся с электронным устройством, установленным в стенной переборке. — Вы звали меня? Мохаммед жестом пригласил его сесть. — Лэнгли на связи. Португалец уселся и стал ждать. Капитан диктовал в микрофон нескончаемые цифры, перемежаемые словами типа «fox trots», «papa», «kilos» [16] . Завершив сеанс радиосвязи, он снял гарнитуру и передал ее Томашу. — Они хотят переговорить с вами, — сообщил Мохаммед. — Кто «они»? — Берти Сисмондини, сотрудник оперативного директората, курирующий деятельность в Иране. Томаш надел наушники, приладил микрофон. — Hello! — Профессор Норона? Невидимый собеседник говорил с типично американским произношением, слегка гнусавя, и, как большинство англосаксов, произнес его фамилию неправильно. — Да, это я. — С вами говорит Берти Сисмондини, я отвечаю за операции агентурной сети в Иране. Прежде чем мы начнем, хочу заверить вас, что для нашего разговора используется защищенный канал связи. — Очень хорошо, — ответил Томаш, которому, по большому счету, не было до этого никакого дела. — Я готов. — Профессор, несколько дней назад исчез наш ведущий тегеранский агент, который должен был осуществить совместно с вами операцию и организовать ваш выезд из страны. Наш человек перестал передавать информацию. Кроме того, мы потеряли след еще одного агента, а в довершение ко всему вы тоже все это время находились вне поля нашего зрения. Здесь очень обеспокоены этими обстоятельствами. Не могли бы вы объяснить, что произошло? — Видите ли, один ваш агент, по-видимому, погиб. На кругом конце канала связи возникла пауза. — Вы уверены? — Собственными глазами я видел только, как иранцы кучей навалились на него, и слышал, как прогремело несколько выстрелов. И все. Потом мне сказали, что он якобы получил ранение и умер в больнице. Что же касается второго, Бабака, то о нем мне ничего не известно. Томаш подробно рассказал обо всем, что произошло в министерстве, а также о своем заключении в Эвине. Описал, как его освободили во время перевозки в другую тюрьму, пересказал то, о чем ему поведала Ариана, особо отметил ее содействие в обеспечении его выезда из Ирана. — Эта барышня — прямо находка, — выслушав его до конца, высказал свое мнение Сисмондини. — Как вы полагаете, не согласится ли она поработать на нас? — Даже и не думайте об этом! — возвысил голос Томаш. — Окей, — уступил американец, удивленный решительным отпором. — Это была только идея, успокойтесь. Удивительно, с какой легкостью и бесцеремонностью ответственные лица американского разведывательного ведомства распоряжаются чужими жизнями, не утруждая себя выбором средств. Войдя в раж, Томаш решил разом разобраться с тем, что гвоздем сидело у него в голове все последние дни. — Послушайте, — сказал он. — У меня есть к вам вопрос. Вы давали распоряжение вашему агенту… с которым мы были в министерстве, вы приказывали ему… убить меня, если нам будет грозить задержание? — Как вы сказали? — Когда в министерстве нас обложили со всех сторон, Моса настаивал, чтобы я сделал себе укол какого-то яда. Вы давали ему такой приказ? — Видите ли, подобная норма распространяется на все операции, имеющие особое значение, так что… — Я понял, — подвел черту Томаш. — И хотел бы еще поинтересоваться, почему меня не сочли нужным предупредить о подобной возможности? — По одной простой причине: если бы вам была известна данная норма безопасности, вы никогда не согласились бы участвовать в операции. Сожалею, но в крайних случаях подобная мера предусмотрена. Хотите вы того или нет, но жизнь одного человека — ничто по сравнению с национальной безопасностью Соединенных Штатов. — Знаете, лично для меня это не так. — Все зависит от точки зрения, — продолжил Сисмондини. — И, как видите, наш человек в Тегеране поступил строго в соответствии с нормами безопасности — не дал захватить себя живым. — Вообще-то, как я сказал, он, кажется, был жив, когда его взяли. А умер позже, в больнице. — В сухом остатке это одно и то же. Вот если бы он выжил и его стали допрашивать… Иранцы нашли бы способ развязать ему язык, выудить всю информацию, и тегеранская операция серьезно скомпрометировала бы имидж США. Поэтому для нас столь важны все детали произошедшего. Да, кстати, и с вами иранцы сделали бы то же самое. — Но не сделали. — Не успели, слава богу. — Американец, очевидно, уже намеревался завершить разговор, но вместо этого вдруг произнес несколько изменившимся тоном: — Извините, подождите минутку… Я прощаюсь, и… тут есть еще одно лицо, желающее с вами переговорить, окей? |