Книга Седьмая чаша, страница 67 – К. Дж. Сэнсом

— Боюсь, история, которую вам предстоит услышать, может обеспокоить вас, — вставил я, желая заявить о своем присутствии и показать, что я тоже не последний человек в этом деле.

Бенсон издал гортанный смешок.

— Я возделывал ниву Господню в Англии на протяжении многих лет. Теперь меня уже ничто не может обеспокоить. Кроме, пожалуй, вот этого стука молотков. — Он нахмурился. — Чтобы снести обитель, им, похоже, понадобится целая вечность.

«Обитель, которую ты возглавлял не один год», — подумал я.

Мне было интересно, изменится ли выражение его лица после рассказа Харснета про ужасающие убийства и их видимую связь с пророчествами Книги Откровения, но нет, когда коронер закончил рассказ, физиономия настоятеля оставалась такой же апатичной, как и прежде.

— И по вашему мнению, этот человек может быть бывшим монахом? — спросил Бенсон, крутя золотое кольцо на пальце.

Он с сомнением покачал головой.

— Вряд ли это возможно. Многие братья приветствовали закрытие монастыря и получили от этого немалые выгоды. Шестеро, к примеру, остались здесь же и сделались пребендариями [21] под моим началом.

— Сколько всего было здесь монахов? — спросил я.

— Тридцать четыре. Не вся братия была в восторге от случившегося, но в основном они были реалистами и без возражений подписали отказные листы. Все, за исключением брата Элфрида, который поставил условие, чтобы после его смерти похоронить его в соответствии со старыми обрядами. Ему это было обещано, а затем и выполнено, — добавил Бенсон с легкой улыбкой. — Он умер почти сразу после того, как ушел отсюда. Полдюжины братьев отправились в мир иной вскоре после того, как покинули монастырь.

— Нас интересует монастырский врачеватель, Ланселот Годдард, и двое его помощников, — сказал Харснет. — Только они числятся в архивах суда по делам секуляризации.

— И еще, — снова встрял я, — известно ли вам, применял ли доктор Годдард двейл?

— Применял что?

Мне показалось, что настоятель отреагировал на мой вопрос с излишней поспешностью, и при этом в его сонном взгляде на мгновение что-то промелькнуло. Я объяснил, что двейл — наркотик, и рассказал, для чего его использовал убийца.

— Это действительно не может не беспокоить, — тихо проговорил Бенсон.

Он сидел, размышляя и вертя на пальце кольцо. Прошло некоторое время, прежде чем он поднял на нас глаза.

— Мне неизвестно, использовал ли доктор Годдард этот ваш двейл. Я никогда не вмешивался в дела монастырской больницы. Он был весьма опытным врачом, и я не припомню, чтобы на него когда-либо поступали жалобы.

Настоятель помолчал.

— Я готов оказать вам любую посильную помощь, джентльмены, но мне кажется, что вы ошибаетесь. Кем бы ни был этот… ужасный человек, я не верю в то, что он отсюда.

— Насколько близко вы знали доктора Годдарда? — спросил я.

— Не очень близко. — Настоятель позволил себе циничную улыбку. — Ни для кого не секрет, что меня назначили аббатом с определенной целью — чтобы я подготовил Вестминстерское аббатство к мирному и максимально безболезненному закрытию, что я и сделал. Я обращал внимание лишь на тех монахов, которых нужно было убеждать или принуждать. Доктор Годдард к ним не относился. На его плечах лежало лечение заболевших, повседневный уход за немощными старыми монахами. Он также распоряжался еще одной маленькой больницей для бедных жителей Вестминстера, которую содержал монастырь.

— То же относится и к его помощникам?

— Да. Чарльз Кантрелл работал в больнице для монахов, Фрэнсис Локли — в больнице для мирян.

— Они имели образование? — уточнил я.

— Нет. Кантрелл был монахом, а Локли — послушником, который трудился на нас и жил здесь же. Годдард обучал их обоих.

— Что за человек был Годдард?

Бенсон склонил голову.

— Не очень общительный тип. Некоторые даже говорили, что он холоден, называли его бирюком. Он произошел из богатой семьи и на тех, кто имел низкое происхождение, смотрел свысока. Секуляризацию воспринял спокойно, как и остальные, каких-либо комментариев, тем более ругательных, от него не слышали.

— Он исчез из дома, который снимал, — сообщил настоятелю Харснет. — Куда, по-вашему, он мог подеваться?

Бенсон пожал плечами.

— Понятия не имею. Я не знаю, есть ли у него семья и где она живет, а все монастырские записи уничтожены.

Я знал, что это правда. Большую часть монастырских записей сожгли вместе с иллюстрированными книгами.

— Для нас может представлять ценность все, что вы могли бы нам сообщить, сэр.

— Когда я пришел, он уже был врачом. Я помню разговоры о том, что он стал послушником еще в ранней молодости, а когда монастырь закрыли, ему было около сорока.

— Он был снобом, — заявил я. — По крайней мере, так говорят все его соседи. Значит, он все же так и не освободился до конца от предрассудков, бытующих в миру.

Бенсон рассмеялся.

— Среди монахов такое часто встречается. Именно их приверженность всему мирскому являлась одной из причин, по которым следовало закрыть монастыри.

— Вам известно, где он учился на врача? — поинтересовался я.

— Он не учился. Ремесло врачевателя он перенимал от старого лекаря, которого сменил, а «доктором» его называли, боюсь, только из вежливости. Однако благодаря своему наставнику он получил хорошую подготовку. Знания среди врачевателей передаются из поколения в поколение.

— В том числе и знания о двейле.

Бенсон равнодушно пожал плечами.

— Может быть.

— Была ли у него оранжерея лечебных трав?

— Да, но теперь она разорена.

— Выращивал ли он опийный мак?

Настоятель развел руками, и его шелковое одеяние зашуршало.

— Не знаю, сэр. Вполне возможно.

— А каким этот Годдард был в общении?

— Весьма удобным. Всегда корректный, сдержанный. — Бенсон усмехнулся. — У него был дефект: большущая бородавка на носу. Он, видимо, считал, что она унижает его достоинство, и очень злился, когда люди смотрели на нее. Возможно, это сказалось на его характере. Я слышал, что он не проявлял особой теплоты по отношению к больным, но, может, это и правильно. Врач должен относиться к пациентам отстраненно.

«Как делаешь ты, — подумал я. — Но у тебя это политическая отстраненность».

Его не волновала судьба монахов, они для него были всего лишь пешки в большой игре секуляризации. Бенсон что-то скрывал, я был в этом уверен.