
Онлайн книга «Бледный гость»
Что касается остального семейства: на губах Элкомба играла скупая улыбка, словно он, вроде бы и признавая наш талант, не желал унизить себя чересчур эмоциональным проявлением своих чувств, не приличествующим его особе. Лицо его супруги хранило беспристрастность и, я бы сказал, даже пуританскую строгость. Едва ли не порицание. Ну а Генри… Ох, Генри! Скажу так: я видел людей, откровенно скучавших на комедийных представлениях, видел и тех, кто едва по полу не катался, не в силах больше смеяться. Но поверьте, еще ни разу я не был свидетелем того, как человек плачет, и не от смеха, хотя перед ним – самая абсурдная на свете история о двух влюбленных, роли которых исполняют ткач и починщик кузнечных мехов. Вот насколько был взволнован этот молодой человек. Стоя немного поодаль от родителей и брата, он то и дело украдкой подносил руку к глазам, пока несчастные любовники причитали один над другим и поносили злую судьбу. Так и хотелось ему сказать: «Господи! Да это же комедия!» Но вот Пирам и Фисба, после долгой агонии и предсмертных вздохов, наконец умерли. Затем поднялись и поклонились зрителям. Лорд Элкомб учтиво похлопал. Леди даже не одарила актеров кивком. Генри, казалось, готов был вот-вот убежать прочь. Так что Кутберт вновь был единственным, кто не скрывал своей признательности и одобрения. Эх, нам бы аудиторию сплошь из таких вот Кутбертов, подумал я (хотя на тот момент я, конечно, не знал, что Кутберта зовут Кутбертом). Томас Поуп и Роберт Синкло подошли к Элкомбам, чтобы представиться. Последние наконец позволили себе улыбнуться, а то я уже начал сомневаться, для чего мы вообще сюда приехали. Вместе со мной, похоже, и вся труппа вздохнула с облегчением. Дальше было еще интереснее. Лорд Элкомб сделал шаг вперед и, забавно помахав рукой, дабы привлечь наше внимание, произнес: – Добро пожаловать в Инстед-хаус, уважаемые джентльмены. Вы должны простить нас за то, что не воздаем достойных почестей вашей игре, это всё приготовления к свадьбе нашего сына. Столько суматохи… Но, поверьте, ваше присутствие мы почитаем за честь. С некоторыми из вас я давно знаком, но, вижу, в труппе появилось много новых лиц. Вам, последним, мое сердечное приветствие. Я с трудом верил в то, что этот господин мог быть сердечным вообще в чем-либо. Тем не менее он подошел к нам, пожал руки и с некоторыми даже обменялся любезностями. Леди Элкомб беседовала с «ветеранами», Генри все-таки улучил момент и исчез, а Кутберт присоединился к отцу. В подходящий момент я шепнул Сэвиджу: – Ну что ж, вежливости ему не занимать. – Подожди. Ты его еще не знаешь. Тень, которую я заметил недавно, вновь пробежала по лицу моего приятеля. – А ты, конечно, знаешь. Как вы понимаете, мне было очень любопытно, чем же так не приглянулся Лоренсу наш хозяин. – Не так, как ты думаешь, Николас. Я с ним не пью и не вожу дружбы. Я просто актер. Но кое-что мне о нем известно. Продолжения я так и не дождался. Лоренс не сказал более ни слова. Он вообще незаметно ушел, чтобы не встречаться с Элкомбом лицом к лицу и не жать ему руку. Стояло прелестное летнее утро. Я поглядел в окно, а когда, обернувшись, столкнулся с тем, кого удачно избежал Сэвидж, Джек Хорнер, оказавшийся тут же, представил меня: – Николас Ревилл, милорд. Мне ничего не оставалось делать, как поклониться. – К вашим услугам, мастер Ревилл. – Милорд. – Вы недавно в труппе, не так ли? – С прошлой осени, милорд. Роль в «Гамлете» мастера Шекспира. – А какие были после… хм? – спросил Элкомб. Я насторожился. Может быть, пристальный взгляд его ледяных голубых глаз смутил меня или то, что они были близко посажены… Трудно сказать. Вполне возможно, я просто оказался под впечатлением слов Сэвиджа. – О, довольно незаметные. Отравители, послы… – Но в «Сне» вам досталась роль более существенная? – Да, Лизандра. Одного из любовников. – Одного из нескольких, как я понимаю. – Губы Элкомба растянулись не то в усмешке, не то в типичной его улыбке. – Порой любящих против своей воли, – добавил я. – Что вы имеете в виду… хм? Что я имею в виду… Да ничего особенного. Только теперь мне было необходимо дать кое-какие объяснения своим словам. – Видите ли, в пьесе много влюбленных, по желанию и… или против него, – промямлил я под жестким взглядом Элкомба, который теперь и не думал улыбаться. – Как… например… как Титания и Моток. Королеве фей и в голову бы не пришло влюбиться в этого осла. Или, скажем, мой Лизандр. Он тоже стал жертвой волшебного отвара Пака. Так что должен был влюбиться в первого встречного, которого увидит. То есть против своей воли… Вот что я хотел сказать. – Отвар творит любовь. Хм… Как видите, у Элкомба была странная привычка завершать свои реплики этим «хм». Может быть, поэтому я продолжил: – И, милорд, я думаю, что… – Да?… Я впал в замешательство. Почему-то мне вдруг показалось нахальством объяснять замысел Шекспира за него. Но, как бы то ни было, драматурга рядом не было, чтобы меня поправлять, так что была не была. – Я думаю, мастер Шекспир объясняет, что людям свойственно часто менять свои сердечные склонности. Сегодня – Гермия, завтра, а может быть, в следующую минуту – Елена… Мы полностью во власти любви. Она может заставить нас полюбить даже какого-нибудь шута или полное ничтожество… – Продолжайте. – Элкомб прекрасно держал себя в руках. Иллюзия, что ему крайне интересны взгляды жалкого лицедея, была полной. – Но порой, страдая от такой изменчивости… (Господи! Что я говорю!) Мы… э-э-э… чтобы объяснить ее, выдумываем всяческие зелья, которые якобы заставляют нас вести себя именно так, а не иначе. Потом мы начинаем воображать разных фей и эльфов, которые будто бы очаровывают нас и добиваются от нас того, что мы бы и так сделали. Я запнулся, чувствуя, как земля уходит у меня из-под ног, потом добавил: – Если вы понимаете, что я имею в виду. Лорд посмотрел на меня в задумчивости. Я не удивился. Возможно, и мой взгляд не был лишен глубокомыслия, пока я мучился над объяснениями. Порой ты и сам не знаешь, что хочешь сказать, пока не произнесешь это. – Так вы полагаете, что никакая сила воли не может устоять перед силой любви? Что мы способны действовать вопреки своим истинным желаниям и намерениям? Хм… – По правде сказать, да, сэр. – Бросьте, мастер Ревилл. Это все фантазии, годные лишь для поэтов и пьес, вроде той, которую вы будете играть. Скажите мне, вы когда-нибудь сходили с ума от любви, мучились от собственного бессилия перед нею? |