Книга Бледный гость, страница 17 – Филип Гуден

Что же я такого сделал, чтобы заслужить подобное доверие в глазах этого сумасшедшего? Не обидел ли я ангела Генезиуса, святого покровителя актеров, который теперь преподает мне урок за чрезмерное любопытство, проявленное мной к слабоумному дикарю?

– Это еще не все, мастер Ревилл, – заявил Робин, бережно положив лист обратно в шкатулку.

– Я весь внимание.

– Вы не единственный, кому удалось увидеть мои сокровища.

– Было бы глупо так считать.

– Он тоже их видел.

– Кто? – механически спросил я.

– О, вы знаете. Вы с ним знакомы.

– Я понятия не имею, о ком вы говорите.

– Он очень умен, – прошептал Робин. – Это волк в овечьей шкуре.

Я промолчал, просто не знал, что сказать. К тому же мне больше не хотелось слушать эту бессмыслицу.

Робин и сам молчал с минуту, но потом вдруг принялся напевать, причем мелодия была настолько сбивчивой, что, по сути, почти отсутствовала:

Адский дух живое травит,

Бродит, облик свой тая.

На кого он сети ставит?

На тебя иль на меня?

Это было последней каплей. Я понял, с меня хватит. Хватит зловония, небылиц, бумаг, а теперь еще и песен. Я решил выползти из этой грязной, сырой берлоги, но замешкался, и Робин схватил меня за руку. Пальцы его буквально впились в мою кожу. Он приблизил ко мне свое лицо, и дурное дыхание ударило мне в нос.

– Вот кто это. Ты его знаешь. Ты его видел.

Робин не хотел причинить мне вреда. Я уверен. Он никому не причинял вреда. С его тщедушным телосложением это было исключено. Однако я рывком высвободил свою руку и отшатнулся. Наверное, потом я оттолкнул его. И похоже, довольно сильно. Хотя я и не помню, поскольку мной уже правило отчаяние, так же как и острое желание поскорее выбраться из мерзкого логова. Я услышал, как он приглушенно вскрикнул, откатившись в сторону. Но я уже не оборачивался, изо всех сил карабкаясь назад – наверх, на свежий воздух.

Помню, я снова несся сквозь заросли и все подносил руку к носу, опасаясь, что на ней сохранился тошнотворный запах Робина.

На открытое пространство я выбежал немного в стороне от того места, где заходил в лес. Здесь все было спокойно. Солнце по-прежнему светило над особняком и прилегающей к нему землей. По наклону теней я почто сейчас примерно около трех часов дня. Я поспешил к месту, назначенному Поупом для сбора. Разумеется, все уже были там, а Ревилл только подтвердил свою репутацию копуши.

Несколько голов повернулось в мою сторону. Слишком поздно, понял я, осознавая, что времени привести себя в порядок уже нет. Выглядел я ужасно. И пахло от меня еще хуже. Я подскочил к собравшимся вокруг Ричарда Синкло, как раз когда он начал говорить, и торопливо стряхнул с себя, где мог, налипшие комья земли. Кутберт, как я заметил, тоже присутствовал на собрании. Похоже, он относился к своей задаче как нельзя более серьезно.

– Взгляните сюда. «Эта вот полянка будет нашей сценой». – Синкло повел рукой вокруг.

Все заулыбались, узнавая строчку из «Летней ночи».

– А эти вот кусты боярышника – уборной? – произнес кто-то следующую.

– Ну, мы устроимся гораздо лучше, – заверил нас Синкло. – Сам лорд Элкомб дал мне слово.

Затем он, в сопровождении Поупа, принялся вколачивать деревянные колышки, отмечая границы подходящего для пьесы пространства.

Пока они заняты, я расскажу вам о том, что окружало Инстед-хаус, поскольку для моей истории это важно.

Хозяйственная часть поместья, куда входили конюшни, фермы и прочие постройки, растянулась почти на полмили к северу от дома. Так надменная аристократка отмахивается от грязного просителя. С той же, северной стороны, но гораздо ближе к дому был разбит огород и стоял дровяной склад. К западу от особняка шел склон, поросший травой, а за ним начинался лес Робина. Дальше лежали пологие холмы, которые навеяли мне мысли о родном доме. Восточная оконечность поместья, а как раз с ее стороны мы и подходили вчера, и южная, – где сейчас бродили Синкло и Поуп, – являли собой то, что называется живописным обрамлением здания. И если продолжить аналогию с надменной аристократкой, это живописное обрамление, а именно сады, являло собой ее роскошные украшения, брошки и серьги, кольца и ожерелья, которые она носила, чтобы у окружающих не возникло сомнений в ее высоком происхождении.

Здесь были аллеи и беседки, клумбы и альковы, ручейки и переброшенные через них мостики, иные из которых, однако, как будто никуда не вели. Это были просто райские кущи, обрамленные живой оградой из грабов. В этой ограде были выстрижены окна и арки, создавая впечатление интерьера. Мне даже показалось, что кто-то стоит и смотрит на нас оттуда, но потом, приглядевшись, я понял, что вижу часть какой-то скульптуры, освещаемой солнцем. После пышности и надменного величия особняка здесь глаз отдыхал среди зеленых изгородей и полян вроде той, на которой мы должны были давать представление.

Нагулявшись вдоволь по саду, я прилег на склоне одной из них, сунул руки под голову и закрыл глаза. До слуха моего доносилось умиротворяющее журчание воды. Солнечные лучи ласкали мое лицо, и отвратительный запах берлоги Робина, который я все еще ощущал, постепенно выветривался. Что за странное создание! С этим его одеянием из шкур животных, с кожаными шкатулками, бумагами и песенками про дьявола. Я до сих пор чувствовал прикосновение его кривой, костлявой ручищи. Все! К лорду Робину я больше не ходок.

Размышляя в таком ключе, я погрузился в дремоту. Чьи-то говорящие тени прошли мимо. Потом до меня долетел разговор.

Говорю тебе, ходят слухи, что это против его воли, – послышался голос человека, которого я принял за Уилла Фолла, нашего извозчика и актера от случая к случаю.

– А кто распространяет-то эти слухи? – услышал я другой голос. И это был, несомненно, мой друг Джек Уилсон.

– Откуда ты знаешь? – Это был Майкл Донгрейс, тот самый, который играл Гермию.

– Да есть одна девица на кухне… – неохотно ответил Фолл и замолчал.

Остальные двое загоготали, поскольку Фолл слыл мастером по части кратковременных интрижек. По крайней мере он так рассказывал.

– Девица на кухне! – повторил Донгрейс. – Скажи нам, ты уже продемонстрировал ей свой вертел?

– Тише ты, – одернул его Джек. – Нам стоит быть поосторожнее. Его брат тут рядом.

– Так вот, Одри сказала…

– Одри! – Очередной взрыв смеха Донгрейса. – Чтоб мне в жизни не играть девицы по имени Одри!

– Ты хочешь меня выслушать или нет?

– Говори, Уилл, – вмешался Джек. – Прости моего юного друга, он еще в том возрасте, когда имена вызывают хихиканье на задних партах.

– Престо я на дух не выношу безыскусности, – заявил Майкл тоном городского сноба. – Одри… от этого имени так и тянет деревенщиной!