Книга Год призраков, страница 51 – Джеффри Форд

— Ждите меня у входа в физкультурный зал, на бейсбольном поле, — прошептал он и, отжавшись на руках, исчез из вида.

Мы, двигаясь как можно тише и держась поближе к стене, бегом пересекли парковку и баскетбольную площадку. Физкультурный зал был кирпичным, в три этажа. Прыгая с крыши школы, ты практически ничем не рисковал, но прыжок с крыши физкультурного зала грозил неминуемой гибелью. Шагая по асфальтовой дорожке, мы завернули за угол кирпичной громадины и остановились у металлической двери. Я посмотрел на бейсбольное поле, залитое лунным светом, и подумал, что мистер Роджерс, где бы он сейчас ни находился, видит то же самое.

Мы оба вздрогнули, когда металлическая дверь со стоном открылась. Я успел пробежать полпути назад и оказался на баскетбольной площадке, когда услышал смех Джима. Повернувшись, я увидел, как они с Рэем машут мне — мол, возвращайся.

— Давай, — сказал Рэй, когда я подошел к нему.

Он легонько положил руку мне на плечо, и я следом за Джимом вошел внутрь. Дверь, хлопнув, закрылась.

Внутри спящей школы царила темнота — хоть глаз выколи. В тишине гораздо сильнее давали о себе знать школьные запахи — вонь от красной дряни, запах старых книг, остатки дурного дыхания. Слегка попахивало и печеной треской, которую давали в тот день.

— Как ты сюда попал? — спросил Джим у Рэя, который вел нас по полированному деревянному полу.

— На крыше физкультурного зала есть люк. Он без замка. Когда на улице прохладно, я прихожу сюда — в котельную. Я тут и отсиделся, пока была метель.

Он распахнул открывающуюся в обе стороны дверь, и мы оказались в вестибюле главного здания. По темному коридору мы прошли мимо крапповского класса. Дверь была открыта, и когда я заглянул внутрь, то почти что ждал: вот сейчас увижу пятно белой рубахи Краппа и его самого, сидящего с опущенной головой за своим столом.

— А как ты забираешься на крышу? — спросил Джим.

— На задней стене школы, со стороны игровой площадки, есть труба — по ней мазут подается или что еще. Я ставлю на нее ногу, подпрыгиваю и хватаюсь пальцами за край крыши. Ну а когда ты забрался на крышу, там уже проблем нет — у стены физкультурного зала есть лестница.

— У меня, думаю, так не получится.

— Мало у кого так получится, — заметил Рэй.

Мы вступили в один из коридоров, идущих вдоль школьного двора. До меня только теперь стала доходить вся чудовищность происходящего — незаконное проникновение в школу.

— А тебе никогда не бывает страшно — там ведь высоко? — поинтересовался Джим.

— Не бывает, — ответил Рэй, затем остановился и повернулся к окну, выходящему во двор.

Мы замерли рядом с ним. Двор освещался бледноватым лунным светом, в котором можно было разглядеть сухую траву и каменную скамейку.

— Единственное, чего я боюсь, — и Рэй показал за окно, — это упасть туда.

— Почему? — спросил Джим. — Там вроде и крыша не такая высокая.

— Потому что оттуда нет выхода. Там нет дверей и ничего такого, чтобы ногу поставить или подтянуться. Если я свалюсь туда, то мне надо попытаться разбить окно, чтобы выбраться. А после того как Калфано перебил все стекла, на них установили сигнализацию. Разобьешь окно — примчится полиция. — Рэй повернулся и пошел дальше — мимо директорской и фельдшерского кабинета. Шагал он так уверенно, будто эта школа принадлежала ему. — Вы никогда не задавались вопросом, зачем им там нужна скамейка? — спросил он через плечо.

В конце коридора он открыл дверь в котельную и придержал ее для нас с Джимом. Проходя мимо него в теплую темень — хоть глаз выколи, — я заметил, что на Рэе нет его белых кед: вместо них он надел черные туфли с острым носком. Такие назывались среди ребят «тараканодавами».

— Постойте секунду, — сказал Рэй. Дверь за ним захлопнулась. — У меня тут есть фонарик. В школе я не могу им пользоваться — кто-нибудь может увидеть свет.

Включился фонарик, и мы увидели улыбающуюся физиономию Рэя, словно язык пламени в дьявольской тьме. Я чуть не бросился наутек, но тут понял, что Рэй держит фонарик у себя под подбородком. Они с Джимом рассмеялись.

Рэй повел нас вниз по пандусу, и мы спустились на бетонный пол. Поводя лучом фонарика, Рэй показал нам уголок Бориса: стол с дюжиной полочек, набитых бумагами, вращающееся кресло с торчащей из-под сиденья набивкой, верстак. В другом углу стояло не меньше десятка бочек на колесиках. Рэй подошел к одной из них и посветил внутрь фонариком. Красная дрянь.

— А что это за дерьмо? — спросил он.

— Нарезанный ластик? — предположил я.

— Куски синтетического каучука, — сказал Джим.

Рэй показал нам печь — точь-в-точь пузатый мужик со стеклянными глазами-циферблатами, носом-краником и двумя уходящими в стену руками-трубами. Проскрежетав защелкой, Рэй распахнул дверь топки: в глубине ее танцевали голубые язычки пламени.

— Печью пользуются только для сжигания мусора, — объяснил он. — Мазутный котел вон там, — Рэй повернулся и осветил его лучом фонарика. — Вот эта штука и обогревает школу. Давайте сюда, — сказал он и нырнул за печь, под одну из ее длинных рук — там был проход.

Чем дальше, тем проход становился уже. Наконец мне пришлось повернуться боком и протискиваться вдоль гладких каменных стен. Две ступеньки — и перед нами открылось громадное подземное помещение с колоннами из бетона.

Рэй держал фонарик перед собой, освещая зал.

— Не знаю, где он заканчивается, — сказал Рэй. — Я как-то раз пошел туда и добрался до места, где было слышно бегущую воду — вроде маленького водопада, но тут батарейки сели, и пришлось возвращаться в полной темноте. Я так думаю, это бомбоубежище. Ну, на тот случай, если русские надумают сбросить свою бомбу.

Он сделал паузу и продолжил:

— Я тут все свое добро держу.

И Рэй повел нас между колонн, освещая фонариком угол, образованный фундаментом школы и стенами зала: там был расстелен спальный мешок, а рядом лежало множество бумажных пакетов. Рядом с постелью была электрическая лампочка, Рэй нагнулся и включил ее. Все вокруг осветилось ярким светом — более теплым и желтым по сравнению с резким лучом фонарика. Рэй скинул куртку и сел по-индейски.

Джим тоже сел, а за ним и я. Мы словно разбили палатку посреди ночного кошмара. Для меня все здесь было слишком темно, дыхание мое участилось. Рэй порылся в кармане куртки, вытащил спички и сигареты, потом залез в пакет из оберточной бумаги, вынул оттуда прозрачный полиэтиленовый мешочек, положил перед нами и спросил:

— Конфет хотите?

Присмотревшись, я увидел, что это полпакетика конфет, выброшенных Дедом. Он в конце концов отказался от участия в конкурсе, написал на обычной почтовой открытке слова «трудное дерьмо» и отправил на кондитерскую фабрику. Потом тыльной стороной руки он столкнул полмешочка конфет со стола прямо в мусорную корзину, стоявшую в четырех футах от него.