Онлайн книга «Дневной Дозор»
— Еще бы сказали «не вари козленка в молоке его матери». Вы телевизор смотрите, газеты читаете? — спросила я. — Иногда. И без удовольствия. — Тогда что же вы называете «не убий» заповедью? Не убий… утром передавали, на юге взяли еще троих заложников, требуют выкупа, каждому уже отрезали по пальцу в знак серьезности требований. Один из заложников, между прочим, трехлетняя девочка. И ей, кстати, тоже отрезали палец. Пальцы водителя, сжимавшие руль, сжались, побелели. — Сволочи… — прошипел он. — Выродки. Слышал я, слышал…Но это же мрази, это нелюди, только они на такое способны! Своими руками бы каждого придушил… Я молчала. Аура водителя пылала алым. Не врезался бы: он себя почти не контролирует. Слишком удачно я попала — у него у самого маленькая дочь… — Вешать на столбах! — продолжал бушевать водитель. — Напалмом жечь! Я молчала. И лишь когда водитель потихоньку затих, спросила: — Так что там про общечеловеческие заповеди? Вам сейчас дать в руки автомат — вы же на курок нажмете без колебаний. — К выродкам никакие заповеди не относятся! — рявкнул водитель. Куда только девалась вся его спокойная интеллигентность! Потоки энергии хлестали из него во все стороны… и я впитывала ее, быстро восполняя потраченную утром Силу. — Даже террористы — не выродки, — сказала я. — Они люди. И вы человек. И нет для людей никаких заповедей. Это научно доказанный факт. По мере того, как я оттягивала распирающую его энергию, водитель успокаивался. На самом деле, конечно, ненадолго. К вечеру качели качнутся обратно, и его снова охватит ярость. Это как с колодцем — можно быстренько выкачать из него воду, но она нахлынет вновь. — Все равно вы не правы, — более спокойно ответил он. — Логика, конечно, присутствует, да… Но если сравнивать с каким-нибудь средневековьем — мораль бесспорно выросла. — Да бросьте! — я покачала головой. — Куда там — выросла… Даже в войнах тогда были строгие правила чести. Война — так действительно война, и короли шли вместе со своим войском, рискуя и троном, и головой. А сейчас? Захотела большая страна придавить маленькую — и три месяца бомбила ее, заодно избавляясь от устаревших боеприпасов. Даже солдаты не рисковали жизнью! Все равно, как вы сейчас выехали бы на тротуар, и пошли сбивать пешеходов как кегли. — Правила чести были среди аристократов, — резко возразил водитель. — Простые люди гибли толпами. — А сейчас разве иначе? — спросила я. — Когда один олигарх разбирается с другим, то некие правила чести соблюдаются! Потому что и у того, и у другого имеются отморозки-исполнители, компромат друг на друга, кое-где — общие интересы, кое-где — родственные связи. Та же самая аристократия, что и раньше! Те же самые короли, сидящие по уши в капусте. А простые люди — быдло. Стадо баранов, которых выгодно стричь, но порой прибыльнее пустить под нож. Ничего не изменилось. Не было заповедей, и нет! Водитель замолчал. И так и не проронил больше ни слова. Мы свернули с Камергерского на Тверскую, я сказала, где остановиться. Расплатилась, дав нарочито больше, чем следовало. Лишь тогда водитель заговорил. — Никогда больше не буду подвозить ведьму, — с косой усмешкой проронил он. — Нервное занятие. Не думал, что беседа с красивой девушкой может так испортить настроение. — Извините, — я мило улыбнулась. — Удачной… работы, — он захлопнул дверь и резко тронул с места. Надо же. За проститутку меня еще не принимали, а он, похоже, принял. Вот что «паранджа» делает… ну и район, конечно. Зато потраченную утром Силу я восстановила, и с лихвой. Он оказался великолепным донором, этот умный, интеллигентный, сильный мужчина. Лучше у меня получалось только… только с помощью призмы силы. Я вздрогнула при этом воспоминании. Как глупо… как чудовищно глупо тогда все получилось. Вся жизнь пошла под откос. Все было потеряно — в один короткий миг. «Дура! Жадная дура!» Хорошо, что никто из людей не может увидеть моего настоящего лица. Оно сейчас, наверное, такое же жалкое как у глупого юного соседа. Ладно, что сделано, то сделано. Прошлого не вернуть. Ни положения, ни… ни расположения. Конечно, я виновата сама. И стоит еще порадоваться, что Завулон не отдал меня в руки Светлых. Он меня любил. И я его любила… смешно было бы молодой неопытной ведьме не влюбиться в главу Дневного Дозора, обратившего вдруг на нее благосклонный взгляд… Кулаки сжались так, что ногти впились в кожу. Я выкарабкалась. Я пережила прошлое лето. Одной Тьме ведомо как, но пережила. И нечего теперь вспоминать о прошлом, распускать сопли и пытаться вновь попасть на глаза Завулону. После прошлогоднего урагана, разразившегося в день моего позорного пленения, он больше ни разу не заговаривал со мной. И не заговорит ближайшую сотню лет, уверена. Зашуршав шинами, остановилась медленно едущая вдоль обочины машина. Неплохая, «Вольво», и не с помойки. Высунулась бритая самодовольная харя. Осмотрела меня, расплылась в довольной улыбке. И процедила: — Сколько? Я остолбенела. — За два часа — сколько? — уточнил бритый идиот. Я глянула на номера — не московские. Понятно. — Проститутки дальше, придурок, — ласково сказала я. — Проваливай. — А то можно подумать, ты не трахаешься, — процедил разочарованный, но пытающийся сохранить лицо придурок. — Смотри, я сегодня щедрый. — Побереги капиталы, — посоветовала я, и щелкнула пальцами. — Они тебе потребуются — тачку чинить. Повернувшись к нему спиной я неторопливо пошла к зданию. Ладонь слегка ныла от отдачи. «Гремлин» — заклятие несложное, но сплела я его слишком резко. В капоте новенького «Вольво» сейчас копошилось бесплотное существо, да и не существо даже — а сгусток энергии, одержимый страстью к разрушению техники. Если повезет, то конец мотору. Если нет — полетит тонкая буржуйская электроника, карбюраторы, вентиляторы, всякие шестеренки и ремешки, которыми набито машинное нутро. Никогда не интересовалась, что там у машин внутри, только в самых общих чертах. Но результат от использования «гремлина» представляю прекрасно. |