Онлайн книга «Пульс»
— Эти повторы — отходы природы. — Мы и сами кое-что почитываем. Видели в газете карту глобального потепления? Считается, что увеличение температуры на четыре градуса будет иметь роковые последствия: на большей части Африки начнутся засухи, циклоны, эпидемии, подъем уровня моря; а Нидерланды и юго-восток Англии вообще уйдут под воду. — Может, голландцы что-нибудь придумают? В прошлом у них неплохо получалось. — И когда же нас ждут эти катаклизмы? — Если сейчас не принять меры, то к две тысячи шестидесятому году температура поднимется на четыре градуса. — Вот как. — Знаете… боюсь, вы меня побьете за эти слова… но иногда так восхитительно почувствовать свою принадлежность к последнему поколению. — То есть как это — к последнему? — К последнему, которое употребляет латинские выражения. Sunt lacrimae rerum [10] . — При том, как наследило в истории двуногое животное, трудно поверить, что мы и в этот раз сумеем выкарабкаться. Поэтому — да, последнее поколение, не знавшее ни хлопот, ни забот. — Не понимаю, как у тебя язык повернулся. А события одиннадцатого сентября, терроризм, СПИД и еще… — Свиной грипп. — Да, но это локальные проблемы, не столь значительные в долгосрочной перспективе. — В долгосрочной перспективе мы все умрем — вот это уж точно Кейнс. — А что ты скажешь о «грязных» бомбах и ядерной войне на Ближнем Востоке? — Локальные, локальные проблемы. Я говорю о другом: у меня есть ощущение, что мир пошел вразнос, время упущено, сделать ничего нельзя… — Мы уже сорвались в пропасть… — …и если в прошлом люди смотрели вперед и предвидели расцвет цивилизации, открытие новых континентов, приобщение к тайнам Вселенной, то мы с вами, глядя вперед, видим перед собой откат к прошлому и неизбежное катастрофическое падение, в результате которого «хомо» вновь станет «люпусом». Откуда пришли, туда и вернулись. — Блин, опять эти мрачные пророчества. — Но ты сказал — восхитительно. Чем восхищаться-то, если мир горит синим пламенем? — Тем, что мир, пока не вспыхнул или пока мы не понимали, что он вот-вот вспыхнет, принадлежал тебе, нам. Мы во многом похожи на поколение, знавшее мир до тысяча девятьсот четырнадцатого года, только наша участь стократ трагичнее. Нам теперь остается лишь одно — как это называется? — управляемое падение. — Значит, ты предлагаешь забить на сортировку мусора? — Ни в коем случае. Я вышколен не хуже других. Но мне все-таки близка позиция Нерона. Я тоже готов играть на скрипке, пока горит Рим. — Неужели мы действительно верим, что он так себя вел? Это напоминает те знаменитые высказывания, которых никто никогда не высказывал. — Почему же? Разве современники не оставили свидетельств того, что Нерон играл на скрипке? Светоний, например? — Res ipsa loquitur [11] . — Тони, уймись. — Я и не знала, что в Древнем Риме уже были скрипки. — Джоанна, наконец-то реплика по существу. — А Страдивариус — это древнеримское имя? Звучит похоже. — Удивительно, как мало у нас знаний. — Или наоборот: как много у нас знаний и как мало к ним доверия. — Кто это признавался, что исповедует твердые принципы, которым слабо следует? — Сдаюсь. — Я и сама не знаю. Просто к слову. — Знаете, наш муниципалитет докатился до того, что набрал целый штат сыщиков-мусорщиков. Можете себе такое представить? — Нет, не можем. Расскажи, чем они занимаются. — Ходят кругами вокруг мусорных бачков и проверяют, сколько чего ты отдаешь в переработку… — Прямо во двор лезут? Засудить бы этих гадов за вторжение на частную территорию. — …а если, скажем, обнаружится, что ты выбросил маловато консервных банок, тебе под дверь начнут совать прокламашки — перевоспитывать. — Какая наглость. На медицину денег не хватает, а тут… — Вот с чем Британия подойдет к Судному дню. Сыщики будут вламываться к тебе в дом и проверять, не забыл ли ты выключить телевизор. — В наших бачках они вряд ли найдут много жестянок — мы консервы стараемся не покупать. В них полно соли, консервантов и всяких гадостей. — Ну-ну. Когда сыщики тебя прижмут, ты готова будешь скупать эти банки и выбрасывать содержимое, лишь бы только выполнить норму. — А нельзя заменить этих сыщиков дополнительными камерами видеонаблюдения? — Кажется, мы уходим от темы? — Нам не привыкать. — Страдивари. — Прошу прощения? — Страдивариус — это инструмент, а Страдивари — мастер. — Ясно. Предельно ясно. — В молодости мне было ненавистно, что миром правят старики — оторванные от реальности, увязшие в прошлом. А теперь политики так чертовски молоды, что оторваны от реальности в обратном смысле, и мне это уже скорее боязно, чем ненавистно, потому как они еще жизни не знают. — В молодости я любила короткие повести, а теперь, когда времени остается все меньше, ловлю себя на том, что выбираю длинные романы. Кто-нибудь может это объяснить? — Неосознанный самообман. Часть извилин притворяется, будто у тебя еще полно времени. — В молодости, когда я начал слушать симфоническую музыку, мне нравились быстрые части, а медленные нагоняли тоску. Сидел и думал: принудиловка. Теперь все наоборот. Предпочитаю медленные. — Возможно, это связано с замедлением кровообращения. — А оно замедляется? Любопытно. — Если это и неправда, то хорошо придумано. — Очередной факт, которого мы не знаем. — Если и не замедляется, то это метафора, а она, как таковая, правдива. — Хорошо бы и глобальное потепление было только метафорой. — Медленные части немедленно берут за душу. В том-то и штука. В других частях — грохот, бравурность, интродукция, кульминация. А медленная часть — это чистые эмоции. Элегичность, ощущение скоротечности времени, неминуемость утраты — вот что такое медленные части. — Фил в этом разбирается? — В столь поздний час я во всем разбираюсь. — Но почему с возрастом мы становимся такими чувствительными? Потому что эмоции сделались более глубокими? |