Книга Император деревни Гадюкино, страница 76 – Дарья Донцова

Чемодан, словно Сивка-бурка, возник в центре комнаты, но Алла не обратила внимания на кофр-скороход.

– Я не могу...

– Так, – бесцеремонно перебил ее Макс, – неуважение, оказанное моей девушке, является неуважением, проявленным ко мне, а неуважение ко мне...

– Максик, – замела хвостом Алла, – но я же не знала, что вы вместе!

– Сейчас же поставлю на лоб Лампе фирменное клеймо нашего рода, – гаркнул Макс, – а пока я ее везу в тату-салон, Романову устраивают в Юркином люксе с непременным комплиментом от заведения за причиненные неудобства. Айн, цвай, начинай! И запомни: кто обидит Лампу, тот будет иметь дело со мной. Андестенд, май лав? Гуд-бай, беби!

Алла безостановочно кивала, Макс схватил меня в охапку и выпихнул за дверь.

– Пошли, – приказал он – двигаем на второй этаж.

– Может, не стоило так резко? – промямлила я. – Неудобно как-то!

Максим прижал меня к стене:

– Запомни, люди делятся на две категории. Первая, очень малочисленная, способна оценить интеллигентность собеседника и никогда не воспользуется ею в своих целях. Вторая, имя ей легион, считает застенчивость и нежелание конфликтовать слабостью и готова со счастливой улыбкой пинать того, кто не хочет выяснять отношения. Алка принадлежит ко второй. Сегодня ты согласишься остаться в вонючем номере, завтра тебе в ресторане подадут тухлую рыбу. Алла Михайловна понимает только язык пощечин, вот сейчас она тебя зауважала и будет впредь перед тобой ковром стелиться. И потом, ты заплатила немалые деньги за комфорт, испорченная канализация – не твоя забота.

– Мне не нужно уважение Аллы, – пискнула я.

– А мне не нравится, когда обижают мою бабу, – рявкнул Макс.

Я вытаращила глаза, но решила промолчать, Максим выглядел по-настоящему взбешенным. Потом скажу ему, что не надо называть меня «моя баба». Я свободная женщина, я ничья.

Макс быстро зашагал по коридору, я поторопилась следом, пытаясь разобраться в букете непонятных эмоций. До сих пор никто не считал меня своей женщиной и никому не приходило в голову защищать госпожу Романову от неприятностей. Я справляюсь с невзгодами сама. Уйдя от мужа и похоронив Ефросинь[6] я превратилась в сильного, самодостаточного человека, независимого как в материальном, так и моральном плане. Я больше не слабая, вечно больная незабудка, неспособная зашнуровать себе ботинки.

Но сейчас на секунду я вновь ощутила себя маленькой девочкой, у которой есть сильный папа, и растерялась от того, что испытываю к Максиму благодарность.

Едва мы вошли в номер Макса, как хозяин сунул мне листки:

– Читай.

Я села в кресло и углубилась в текст. Честно говоря, я подозревала, что в далеком прошлом четы Пронькиных есть некрасивая тайна, но правда оказалась шокирующей.

Настоящая фамилия Константина была Пронь. Мальчик рос в неблагополучной семье. Непонятно, по какой причине он получил отчество «Львович»: своего отца ребенок никогда не видел, а вечно пьяная мать не могла сказать, от кого родила сына. Наверное, Алине просто нравилось имя «Лев». Когда Костику исполнилось шесть лет, маменька благополучно отравилась суррогатной водкой и умерла. Впереди замаячила перспектива детдома, но тут совершенно неожиданно отыскался Валерий, брат непутевой Алины, он взял племянника на воспитание. Валерий считался женатым человеком, но жил один в небольшой квартирке, служил оператором в газовой котельной, одевался неприметно, получал маленькие деньги. Сначала Костя радовался новой жизни: он теперь имел чистую постель, вкусную еду, игрушки, Валерий даже купил ему велосипед, а летом повез племянника на море.

Но классе в третьем Костя стал удивляться. Скромный оператор котельной, похоже, ни в чем не нуждался. Если одежду Валерий носил скромную, то на харчах не экономил, покупал мясо на рынке, приносил раздобытые невесть где деликатесы. И уж совсем шикарно он жил в Сочи, снимал там у говорливой Кристины двухэтажный кирпичный дом, кормил Костю виноградом, клубникой, персиками, чурчхелой, грецкими орехами, ачмой. Иногда Валера сам становился к плите и готовил сациви, хачапури, долму. В дядьке явно пропадал повар, Костя даже облизывал тарелки – такую вкуснотищу готовил опекун.

Лет в тринадцать Костя случайно стал свидетелем скандала между Кристиной и Валерием.

– Еще раз за руку поймаю, – шипел дядька, – враз всего лишишься.

Дальнейший разговор принял излишне откровенный характер, и Костя неожиданно понял: двухэтажный кирпичный дом с немереным участком и громадным садом принадлежит Валере, Кристя – подставное лицо.

Костя провел несколько бессонных ночей, потом пришел к дяде и прямо спросил:

– Чем ты занимаешься?

Валера прикинулся удивленным:

– Отдыхаю.

Но Костя проявил упрямство:

– Я знаю, чей это дом! Лучше скажи мне правду.

Валерий улыбнулся:

– Вырос мальчик. Я зарабатываю деньги, скоро отойду от дел, ты вместо меня поле вспахивать будешь.

– А как ты все это добываешь? – полюбопытствовал Костя.

– Есть такие лекарства, – объяснил Валерий, – их употребляют очень больные люди, которым уже ничего не помогает. Врачи им таблетки не прописывают, не хотят умирающим помогать, а мне бедняг жалко, вот я и торгую. Но об этом никому ни слова говорить нельзя, если меня поймают, то посадят на много лет, а ты очутишься в детдоме. Я тебе все чуть позднее детально объясню, а пока молчок. Если хочешь, можешь помочь, мне нужен в деле свой человек.

Через год Костя великолепно разбирался в наркотиках и мог на глаз определить, с чем смешали кокаин: с мелом или зубным порошком. У поставщиков не было шансов обмануть глазастого, умного паренька, который, лишь мельком посмотрев на «травку», тут же сообщал, откуда она прибыла: из Средней Азии или из Ирана. В четырнадцать лет Костя придумал, как транспортировать большие партии анаши из Казахстана. К делу привлекли военных летчиков с местных авиабаз. Трава формировалась в виде больших прямоугольников и простегивалась полосатым полотном. Хитрый матрас летел в Москву в багажном отделении военного самолета. Никто не обращал внимания на не слишком чистую «подстилку», за которой потом приезжал курьер.