Онлайн книга «Наследство последнего императора»
|
Выслушав рассказ Яковлева о том, что произошло в Омске, Гузаков в раздумье сказал: – Надо все хорошенько обмозговать… Что сами думаете, товарищ комиссар? – Первое, – произнес Яковлев, – как-то разъяснить нашим пассажирам, почему мы возвращаемся в Екатеринбург. Но сделать это аккуратно, чтоб не напугать до смерти. – Да, – согласился Чудинов. – Царицу сердечный удар хватит – перед всем миром отвечать придется. – Кто бы взял на себя? И все обернулись к Новосильцевой. Ей не только не хотелось идти в вагон к Романовым. Ей вообще никуда не хотелось идти. Она с трудом слушала Яковлева, с отвращением воспринимала голоса других. Больше всего на свете ей хотелось остановить поезд, выйти из него, уйти куда-нибудь в поле, найти чистую прохладную реку, забраться в воду и сидеть в ней вечно – до скончания дней. Она молча направилась двери. – Проводить вас? – матрос Гончарюк и вопросительно глянул на комиссара. Яковлев кивнул. Они пошли по раскаленному коридору. Романовы были через один вагон. На входе в него, в тамбуре уже были незнакомые красноармейцы. Караул был сменен по приказу Яковлева. Николаю это не понравилось. Он ничего не стал говорить Александре, но когда Новосильцева и Гончарюк вошли в его купе, встретил их словами: – Новая охрана… Откуда они? И что опять? – Как чувствует себя Александра Федоровна? – не отвечая, спросила Новосильцева. – Лучше, – ответил Николай. – Но она тоже спрашивает… – К ней можно пройти? – Да, наверное. Давайте попробуем. Александра лежала на диване с закрытыми глазами. Новосильцева прислушалась к ее размеренному дыханию и спросила Марию: – Мама давно уснула? – Только что, – шепотом ответила девушка. – Что-нибудь случилось? – Да, – ответила Новосильцева. – Мы движемся первым маршрутом – на Екатеринбург. – А заславцы… ой извините, само вырвалось! Ну – те самые? – испуганно спросила Мария. – Теперь все в порядке. Правительство приняло меры и гарантирует нам всем безопасность и беспрепятственный проезд в Москву. – Так мы едем в Москву? – радостно закричала Мария, разбудив мать. – Пока в Москву, а там, может быть, и дальше. Если все будет, как задумано, – прибавила она. Мария бросилась к ней на шею и крепко обняла. – Глафирочка! Миленькая! Родная!.. – сквозь придушенные слезы прошептала Мария. – Неужели, правда?.. Ты нас спасла… как обещала! Спасла! Спаси и остальных – ты же обещала Алексею! – Да, обещала, – тихо сказала Новосильцева. Она обняла девушку и погладила ее по голове. – Только слез не надо… – сказала графинька. – И рано благодарить – еще не все кончено. Александра все слышала. Она с трудом поднялась с дивана. Подошла к Новосильцевой и поцеловала ее в висок. – Спасательница! Теперь я спокойная, – сказала она прерывающимся голосом. – Ты есть ангел Господень! Я каждый день молила, чтобы Господь сжалился и спасаль хотя бы моих детей!.. Меня не надо – только детей. Я молила Пресвятую Деву Марию: «Попроси за моих детей у Господа – у Сына Своего! Ведь Ты сама Мать и Ты знаешь, что такое терять ребенка, родную кровь!» И Она услышала – значит, Она просила Господа нашего Иисуса Христа! И Господь согласился и прислал к нам тебя!.. Ты теперь мне родная дочь! Ты больше, чем родная дочь. Ты – Ангел Господень! Я молюсь на тебя! – Александра обняла графиньку, крепко прижала к себе и поцеловала в лоб. – Ваше величество! – смутилась Новосильцева. – Мне надо идти – начальство ждет… И почти бегом она поспешила в свой вагон. «Еще немного, и я тоже разревусь!» – подумала она, чувствуя себя негодяйкой. Поезд медленно вошел на территорию станции Екатеринбург, но остановился не у пассажирского перрона, а на противоположной стороне, у грузового дебаркадера. Между перроном и поездом Яковлева оказались рельсы транзитного прогона. На платформе бесновалась разъяренная толпа. Народу было много, и он все прибывал, так что из первых рядов некоторые были вынуждены прыгать вниз, на шпалы. Солдаты в шинелях без ремней, но все вооруженные винтовками. Рабочие в смазных сапогах, зимних армяках, неизменных картузах с лаковым козырьком, а некоторые, по случаю жаркого дня уже и просто в пиджаках и непременных сатиновых рубашках в мелкий горошек. Бабы в овчинных полушубках, в черных, в цветастых и в простых платках; десятка полтора студентов в форменных куртках, но без кокард на фуражках; уличные торговки семечками и горячими пирожками с начинкой из собачьего и кошачьего мяса; нищие, калеки, привокзальные воры… Прибытие поезда было встречено угрожающим ревом. – Яковлев! Романова давай! Давай сюда Николку Кровавого! Где ты его прячешь? – кричали мужики, перемежая человеческую речь матерной. – Сюда, сюда давай проклятого – визжали торговки. – Я ему в рожу плюну! – А я ему зенки выцарапаю! – Где твоя германская сучка? Подстилка распутинская! Давай ее тоже сюда! Я щас ей все волосья повыдергаю! Николай дрожащей рукой задернул занавеску, потом немного отодвинул, оставив щелку. Теперь он видел только нищего калеку на краю платформы. Тот был в солдатской гимнастерке, на груди – три Георгия. «Полный кавалер! – отметил Николай. – Герой! Молодец!» Николай глубоко вздохнул и продолжал рассматривать калеку. От рук у кавалера остались две культи, к которым были привязаны дощечки. Ног тоже не было, туловище стояло на полуметровой деревянной платформе с четырьмя колесами по углам. Присмотревшись, Николай обнаружил, что это не колеса, а шарикоподшипники. «Остроумно! – отметил Николай. – Подшипник лучше, чем колесо! Но зачем ему дощечки?» Словно отвечая ему, инвалид уперся дощечками в землю и подкатил к краю перрона. «А, вот оно что! Это у него что-то вроде лыжных палок – отталкиваться от земли и двигаться. Неглупо, совсем не глупо!» И тут инвалид махнул одной из своих дощечек в сторону поезда и заревел басом: – Романов! Отдай мне мои руки, убийца! Отдай мне мои ноги! Николай понял, что этот инвалид и есть тот «самовар», о котором ему рассказал Иван Скрипка. Он задернул занавеску и пошел к жене и дочери. – It’s the end [121] ? – спросила жена тихо. – Yes [122] , – шепотом ответил он. – Means, he has deceived us [123] ? Николай только развел руками. – Apparently [124] , – сказал он. |