
Онлайн книга «Тайна Шампольона»
— Луна сегодня белая. Красивая, сволочь. Помощник капитана смотрел в небо, и небо расчищалось. Облака разрывались в клочья. Наша наилучшая защита предавала нас. Наконец луна появилась во всем своем великолепии и нарисовала на море молочную тень вражеских парусов. Они были в морской полумиле, но больше не шли за нами параллельным курсом. Они приближались. Вдруг они повернулись, и тут же сотня молний брызнула с их бортов. Грохот оглушил нас, когда железо посыпалось на палубу «Птицы». Над головой я почувствовал жгучее дыхание. Их орудия еще раз плюнули в нас огнем. Куча цепей, гвоздей и каких-то острых шипов сбила фонари на ахтердеке. Я услышал глухой треск, затем капитан крикнул: «Ради всего святого! Стреляйте! Стреляйте!» Затем я почувствовал, как опора уходит из-под ног, и потерял сознание, вверяя душу Богу, как наверняка сделал и капитан «Птицы», прежде чем умереть, подобно мне. — Орфей?.. Орфей! Надо мной склонился Фарос. Я лежал в каюте капитана. Увидев окровавленную повязку у него на голове, я спросил: — Твоя рана опасна? Фарос улыбнулся: — Я ударился о потолок этой дрянной каюты, пока тащил тебя сюда. — А ведь ты невысокий! Он обхватил меня руками: — Зато достаточно сильный, чтобы спасти Орфея Форжюри! — Рассказывай, Фарос! Мы уже в раю? — С чего начать? С хороших новостей или с плохих? — Оставь худшее на потом. — Мы еще живы. — Значит, мы тонем? — Пока нет. — Есть ли погибшие среди ученых? — Все целы и невредимы, уверяю тебя. Мы быстро сманеврировали, успели повернуться другим бортом. Третий залп англичан весь пришелся в воду. Более того! Перед тем как улизнуть, «Птица» сама дала залп из всех пушек, и один из наших преследователей остался без мачты. — Браво! А другой? — Он пошел на помощь первому, но успел нас хорошенько потрепать. Подбил «Птице» крыло. Корабль дал течь. И тогда капитан решил возвращаться в Александрию. — Не может быть и речи! Я попытался встать, но у меня сильно закружилась голова. — Успокойся, Орфей. У тебя голова вдвое больше, чем обычно! Дубовая балка упала на палубу как раз там, где ты стоял. Фарос дал мне воды. Головокружение прекратилось, лишь какие-то странные барабаны ухали в висках. — Помоги мне встать. — Зачем? — вздохнул Фарос. — Я хочу поговорить с капитаном! — Слишком поздно, Орфей. Мы уже прибываем в Александрию… И правда: я слышал крики птиц, верный признак того, что рядом берег. И еще кто-то говорил — говорил громко, несмотря на правила, установленные нашим капитаном. Я прислушался. Я не понимал… — Но говорят по-английски! — Командор Сидней Смит на борту. Авария замедлила наш ход. На рассвете англичане нас догнали… «Птица» теперь его трофей, а мы — пленники. Вот это и есть мои плохие новости… Лорд Сидней Смит, прекрасный солдат, был известен своей ненавистью к Бонапарту. Мы столкнулись с ним под Сен-Жан-д'Акром. В паре с французом Фелиппо Смит сражался на стороне кровавого Джеззар-паши. «Он чокнутый», — говорил о нем Бонапарт. В его-то руки мы и попали. Палуба «Птицы» был разбита и завалена обломками. Мертвые моряки лежали, завернутые в куски разорванной парусины. В полдень их сбросят в море. Страх перед чумой укоротит молитвы и прощальные речи. Когда я присоединился к своим друзьям-ученым, собравшимся на ахтердеке, какой-то молодой и элегантно одетый человек направился прямо ко мне. — Орфей Форжюри? Легкий акцент выдавал в нем англичанина, но Смит, а это был он, прекрасно владел нашим языком. Его элегантность была естественна. Лицо тонкое, черты правильные. Я отметил также, что у него светлые и длинные волосы, скрепленные лентой из красного вельвета. — Лорд Смит?.. Тот ли это человек, которого Бонапарт считает опаснее целой армии? Он громко рассмеялся и протянул мне руку. Другую руку он положил мне на плечо. Этот очень теплый контакт напомнил мне, с кем я общался. Его рукопожатие было ужасно твердым. Такой рукой легко можно было бы задушить. — Значит, это правда, что вы столь же прямой человек, сколь и превосходный математик. Эти два качества мне очень интересны. — Прямота — это я еще могу понять. Но математика? В чем тут интерес для военного человека? — В сражении есть нечто от алгебры. Неизвестное — результат. Данные — количество людей, пушек, тактические построения. Война похожа на решение уравнения. Садитесь, и я вам докажу, что мы охвачены одной и той же страстью. И я действительно вскоре убедился, что Смит великолепный математик и опасный переговорщик. — Рассмотрим вашу проблему, — сказал он. — Вы находитесь на борту корабля, который нанес ущерб английскому судну. При этом мы находимся в состоянии войны… Значит, вы являетесь моими военнопленными. — Но мы же ученые, и вы это знаете… — Ученые, которые спешат уехать. А кто гарантирует, что в ваших чемоданах нет донесений, предназначенных Бонапарту? А посему, я могу логически сделать вывод, что под видом ученого скрывается шпион. Вас будет судить военный трибунал. Значит, вы будете расстреляны, а ваши вещи — конфискованы. — Но обвинения будут притянуты за уши… Вы же прекрасно знаете, что они ложны! — Хатчинсон [149] командует английскими войсками и живо интересуется тем, что вы везете. На войне, как на войне… Все средства хороши. — В таком случае привяжите меня к мачте или закуйте в кандалы! — сказал я, вставая и намереваясь присоединиться к своим собратьям по несчастью. Внезапно Смит крепко сжал мне руку. — Чтобы избежать всех этих неприятностей, возможно, существует одно решение… — Какое? — с надеждой спросил я. — Цифровые уравнения… — пробормотал он. — Не понял? — Вы специалист. Не возражайте! Я увлечен математикой, и я читал ваши заметки по уравнениям для Академии наук. Ваш первый доклад в Академии датируется 1789 годом, не так ли? — Так оно и было. Он продолжал: — Я знаю, вы ждете возвращения во Францию, чтобы опубликовать новые работы по уравнениям. Скажите, что нет, и вы солжете! — Зачем, если вы, похоже, и так все знаете? Разве я не прямой человек? — В Египте вы написали трактат по алгебраическим уравнениям. Вы собрали в нем все, что человечество о них знает. |