Онлайн книга «Каникулы строгого режима»
— А когда в Тихомирск переведут? Примерно? — Послезавтра, — нехотя ответил Сергей. Они посидели еще немного, потом Гагарин проводил друга до палаты и умчался на службу. Сумрак еще спал. Всю ночь он ворочался, видимо, страдал бессонницей, и вырубился только под утро. Повязка по-прежнему стягивала его глаз. Врач сказал, чтобы в тюремную больницу обязательно вызвали специалиста по глазным травмам. — Да у них там каждый прапор специалист! — пробурчал Сумрак. — Второе бы зенко сохранить. Когда он проснулся, Кольцов не рискнул сообщать приятную новость в лоб. Решил подготовить, зайдя со стороны: — В зоне прокуратура работает. — Много не наработает. — Серега сказал, на тебя копают. Ты чего, куму по роже заехал? — Если б серьезно заехал, он бы сейчас в соседней палате дох. Так, по скуле браслетами погладил… — Боюсь, это без разницы. Главное, заехал. — Тебе-то чего бояться? — Чувствовалось, что разговаривать с ментом у положенца особого желания не было. — Но ты ж за меня вписался. Там, в карантине. — Настроение было хорошее. — Сумрак не стал раскрывать истинную причину. — Просто, если ты не вернешься в зону, мне кердык, — откровенно сказал Кольцов. Витя ничего не ответил, несколько секунд помолчал, потом саданул гипсом по кровати, едва не согнув ее металлическую спинку. — Да что ж это за гнилуха! Я когда-нибудь отсюда выйду?! Как в восемнадцать сел, так и мотаюсь по зонам! Осенью, наконец, откинуться хотел, так, бля, снова под «раскрутку» попал! (Опять-таки по этическим соображениям высказывание приводится в сокращенном варианте.) «Не надо было режим нарушать», — хотел произнести Кольцов, но промолчал. Он уже на своей шкуре понял, что нарушай не нарушай, а если захотят, будешь сидеть. — У меня ж ни одной бабы за всю жизнь не было! — продолжал бушевать положенец. Были ли у него мужики, опер уточнять не стал. — Сейчас еще пятерик накрутят, и кому я потом нужен буду! Инвалидом выйду или сдохну! С-суки! Суки позорные! В палату, услышав шум, заглянула стража. — В чем дело? Ожил? — Нормально все, мужики, — ответил за положенца Кольцов, — браслеты туговаты. Ноги натерли. Стража придирчиво осмотрела помещение и, убедившись, что заключенные не смогут удрать без посторонней помощи, исчезла за дверью. Сумрак закрыл глаза. «Да, действительно, интересная у мужичка жизнь. Интересная и разнообразная. Сплошные путешествия и приключения. От лагеря к лагерю. Это ж он, получается, при социализме еще сел… Я бы чокнулся». — Я вчера смотрящему за Тихомирском звонил, — снова ожил положенец. — Хреново дело. Зону поломали. — В каком смысле? — уточнил Кольцов, не освоивший в совершенстве «блатную музыку». — В прямом. В красное перекрасили. Кум постарался. Теперь там администрация банкует. Авторитетных бродяг по другим колониям срочно раскидывают, чтоб не мешали. Остальных дубинами по ребрам — и в ШИЗО. Активисты королями ходят. Шаман, сучара позорная, «переобулся», главкозлом стал. — Кем? — Председателем СКК. Совет коллектива колонии. Такие черножопые всегда легко переобуваются. «Черный зона — мы вора, красный зона — повара», — с кавказским акцентом передразнил Шамаева Сумрак. — Встречу, порву иуду! Кольцов рассказал, что видел Шамана в «локалке» первого отряда. — Да я уж понял, что он с кумом снюхался… Пес продажный… И крысу в котел он подкинул. — То есть он теперь основной в лагере?.. Вместо тебя? — Молодец, догадливый… Чего погрустнел? Грустить было от чего. Привезут из больнички, а на доске объявлений уже некролог висит. Заранее написанный. «Заключенный Кольцов Евгений Дмитриевич трагически скончался от острого респираторного заболевания и потери крови. Завтра в клубе состоится гражданская панихида… Был прекрасным осужденным, вставшим на путь исправления… Режим не нарушал… Вечная память». — «Что, нравится?» — «Да, ничего… И фотка хорошая. Как живой». — «А раз нравится, пошли… Панихиду переносить нельзя». Все, никаких шансов. Ни единого. Активист ты, не активист. Тебя при любом строе на плаху отправят. — Напридумываете себе правил идиотских и понятий, потом сами же из-за них страдаете. — Бывший опер посмотрел в глаза положенцу. — «Смотрящие», масти, «красная», «черная»… «Зеленой» нету? В которой любители природы сидят? — Если б мы их придумывали… Разделяй и властвуй, как один авторитетный пахан говорил. — Ага, скажи еще, что и сажают вас просто так. За глаза некрасивые. — Тебя вообще-то тоже посадили. Опер не ответил. Действительно ведь посадили. — Шаман теперь куму очко вылизывать будет, любой приказ исполнит. Даже кукарекать по утрам, — продолжил Сумрак. — Почему? — Его блатные с воли к смерти приговорили. Когда откинется, прямо за воротами зоны встретят и битами забьют. А кум может его по-тихому на хлебовозке какой-нибудь вывезти. Захочет — вывезет, а не захочет — не вывезет. Вот Шаман и будет задницу рвать, чтобы вывез… — Может, я глупость спрошу, просто не силен в ваших законах. А обратно зону не «перекрасить»? — Можно. Только резня начнется. Блатные ссученным мстить будут. А Вышкину этого не надо. Ему главное — до пенсии дотянуть. Зуб даю, он на кума для понта покричит, а менять ничего не будет. Чувствовалось, что Сумрак едва сдерживается. И если б на месте Кольцова лежал какой-нибудь вор, заявления были бы более категоричными. Кольцов дотянулся до пластиковой бутылки с минералкой. Горло от последних крайне радостных новостей изрядно пересохло. И что теперь делать? К Шаману, придурку лагерному, на заклание идти? «Здравствуй, Казбекушка — кавказский сын, вот и я. Режь мне горлянку аки барану». Или к Гладких в ноги падать, хромовые сапожки целовать? Готов, мол, стучать верой и правдой, только огради от беспредела… Во-первых, вряд ли оградит, а во-вторых, лучше кинжалом по горлу получить, чем заточку в анус… Жалобы в управление и прокуратуру писать? Ха-ха, ты словно в системе не работал… До стола замполита, может, и дойдут. |