Книга Гаэльская волчица, страница 70 – Анри Лёвенбрюк

— Великая Мойра! — воскликнул Мьолльн, не веря своим глазам. На поляне появились новые сильваны. Они начали расставлять на столе чаши с фруктами и ягодами и за десять минут приготовили пир.

— Вы можете утолить голод и жажду, — произнес Оберон, приглашая путников к столу.

Друзья расселись среди сильванов: большинство из них не говорили по-гаэльски, но сотрапезники успешно объяснялись жестами.

Оберон знаком пригласил Алею занять место рядом с ним.

— Сколько же сильванов в этом лесу? — спросила завороженная увиденным девочка.

— Мы — одно.

Ответ Оберона удивил Алею, но она не осмелилась расспрашивать дальше. У сильванов были свой язык и собственная манера изъясняться, такими их и следовало принимать. Алеа взглянула на друзей, сидевших с четырех сторон огромного стола. Все они ужинали с явным удовольствием.

Среди сильванов они чувствовали себя в безопасности, им было хорошо и уютно после пережитого под землей ужаса и треволнений последних дней.

Мьолльн без устали пихал в себя еду, чем явно веселил сильванов, — те с удовольствием подносили гному все новые и новые кушанья. Фейт радушные хозяева почти сразу попросили спеть им, и она охотно исполнила для сильванов свои лучшие песни.

Фелим и Галиад не расстались и за столом, но всячески выказывали сильванам дружеские чувства: они рассказали, какое приключение пережила их маленькая компания и почему оказалась в этом лесу. Фелим то и дело переходил на сильванский язык, между ним и насельниками Борселии чувствовалась особая связь.

Сильваны все лучше говорили по-гаэльски, они словно учились чужому языку прямо по ходу разговора.

Алеа за весь вечер не произнесла ни слова, но внимательно слушала все разговоры. Сильваны то и дело нежно улыбались девочке, уважая ее молчание. Она начинала понимать смысл слов Оберона: «Мы — одно». Сильваны совершенно очевидно делились друг с другом мыслями и знаниями, потому-то они так быстро заговорили по-гаэльски. Каждый сообщал каждому выученное слово и фразу, и дело шло в пятьдесят раз быстрее. «Везет им», — подумала Алеа.

Ближе к ночи разговоры стихли, и в лесной тишине звучала только музыка Фейт.

Наконец Оберон обратился к Алее:

— Мы можем показать тебе то, что ты ищешь.

— А вы знаете, что я ищу?

— Мы увидели это в твоем сне.

— Но я сама ни в чем не уверена!

— Ты ищешь то, что вы — люди — называете Деревом Жизни. Мы позвали тебя, потому что так нужно. Но ты должна дать нам что-нибудь взамен, девочка.

Сидевшая на другом конце стола Фейт прервала пение. Взгляды всех присутствующих обратились на Оберона и Алею.

— Я слушаю тебя, — отозвалась она.

Говоря Оберону «ты», она обращалась ко всем сильванам сразу, желая показать, что понимает их и восхищается ими.

— Ты должна будешь дать нам жизнь.

Фелим стремительно обернулся к Оберону. Алеа увидела тревогу в его глазах и улыбнулась, чтобы успокоить друида, а потом задала сильвану следующий вопрос:

— Как это так — дать жизнь?

— Ты сама поймешь, когда увидишь то, что ищешь. И однажды — очень нескоро — мы снова встретимся, и тогда у тебя будет возможность… дать нам жизнь. Обещай, что сделаешь это, и мы покажем тебе то, что ты ищешь.

— Мне трудно обещать, не понимая, но я доверяю тебе, Оберон, и если в один прекрасный день сумею подарить тебе жизнь, сделаю это — и не важно, покажешь ты мне Дерево Жизни или нет.

Сильваны зашептались, и Алеа поняла, что так они выражают свое одобрение.

— Твоим друзьям пора ложиться спать. Мы приготовили для них дом.

— Я хочу сопровождать Алею, — вмешался Галиад, поднимаясь из-за стола.

— Невозможно, — покачал головой сильван.

— Не волнуйтесь, Галиад, здесь мы в безопасности, — шепнула Алеа.

Магистраж взглядом спросил совета у Фелима, и друид, прикрыв глаза, показал, что согласен с девочкой. Так нужно — такова воля Мойры. В улыбке, которую Фелим послал Алее, читалось дружеское беспокойство за нее.

Она встала и помахала рукой своим спутникам, которых сильваны вели в большую красивую хижину из деревьев и лиан. У нее сжалось сердце, когда последний из них исчез за дверью: в глубине души девочка сожалела, что только она увидит Дерево Жизни, но выбора у нее не было.

Поляна вокруг постепенно приобретала прежние очертания: стол и крыша снова стали деревьями, кустами и лианами.

Оберон подошел к Алее, взял ее за руку, вывел на середину поляны и знаком предложил сесть. Девочке было чуточку страшно, но она полностью доверяла сильвану и подчинилась.

— Дерево здесь? — спросила она.

— Шшш… Ни слова больше, Кайлиана.

— Подождите, Оберон. Последний вопрос. Вы называете меня Кайлианой… Что означает это имя?

— Кайлиана по-сильвански — Дочь Земли.

От удивления Алеа раскрыла рот. Эти слова жили в ее памяти задолго до того, как она нашла в ландах кольцо… Что все это значит?

Сильваны, один за другим, выходили на поляну и рассаживались вокруг Алеи. Здесь было с полсотни участников вечернего пира, но к ним присоединялись все новые и новые, и Алеа уже не знала, сколько же их на поляне. Очень скоро сильваны образовали вокруг нее гигантское кольцо, и в сердце Алеи закрался страх. Внезапно она почувствовала, как пробуждается внутри нее сайман. Он был силен, как никогда, словно присутствие сильванов оживило пламя в ее сознании. Теперь, когда Алеа не искала силу, та появилась сама и овладела ею.

Алеа увидела, что тела сильванов цвета древесной коры начинают сливаться, превращаясь в гигантское единое целое, — совсем как лес, превратившийся несколько часов назад в чудесный сад. Потом вся эта огромность пришла в движение и потянулась вверх: вокруг Алеи выстраивалось гигантское дерево. Дерево из сильванов тянулось к небу, и Алеа становилась его сердцем.

Сайман заполнил все ее существо, и девочка не чувствовала страха.

Внезапно она окунулась в общую память сильванов.

Это было как сон, как мечта.

Ей показалось, что она утратила сознание и что ее душа блуждает по дорогам истории, по прошлому сильванов и по их будущему, среди тысяч легенд. И она поняла.

Сайман, Самильданах, сильваны, Дерево Жизни — все это было единым целым, сердцем земли, душой мира, соком жизни. Она увидела сильванов, и они были одно. Она поняла, что они и есть Дерево Жизни. Она увидела сильвана, рождающегося весной и умирающего зимой. Жизнь каждого сильвана длилась три времени года — и вечно возрождалась. Одна и та же жизнь, один и тот же сильван, одна и та же память — память мира. Память земли. Алеа постигла вечность листьев — венок из них подносят королям, жертвуя им год своей жизни. Она увидела Маольмордху в Зале Совета. И другого друида, Самаэля, — того, что исчез. Она поняла, что две эти темные силы объединятся против нее. Алеа видела все это и постигла смысл предания, что рассказывают люди. Это не предание, а просто-напросто жизнь. И в конце этой жизни, этой легенды Алеа наконец увидела себя. Она не сразу поняла, что видит себя матерью, с ребенком на руках, а мгновение спустя — старухой.