Книга Мишель, страница 63 – Елена Хаецкая

Юрий навестил его на второй день, умыв по такому случаю лицо, однако по-прежнему, вопреки уставу, растрепанный и с подозрительной растительностью на лице — впрочем, довольно реденькой и не слишком вызывающей.

Дорохов обрадовался его появлению. Попытался приподняться и одарить гостя улыбкой.

— Да вы никак помираете, Руфин Иванович? — испуганно сказал Юрий, остановившись.

— Почему?.. — просипел Руфин.

— Бьетесь и хрипите, — пояснил Юрий.

Руфин шевельнул пальцами. Юрий присел рядом.

— Это я радуюсь, — прошептал Руфин.

— Воображаю, каковы вы в печали, — сказал Юрий.

— Лучше и не надо, — отозвался Дорохов. И дернул углом рта. Юрий понял — улыбнулся.

— Так вы на меня больше сердца не держите, — обрадовался он.

Руфин перекатил головой на подушке: нет.

— А я к вам вот с чем пришел: Галафеев мне предлагает взять ваш отряд и немножко поразбойничать, покуда вы раздумаете помирать…

— Хорошо, — сказал Дорохов.

— Из меня все равно дельного офицера не выйдет, — задумчиво протянул Юрий. — Я не для регулярной армии создан. У меня ни терпения нет, ни выдержки… Вот и Мамацев так говорит. Мол, Лермонтов носит мундир только потому, что вся молодежь знатных фамилий служит в гвардии. Сам слышал. Да он и не скрывает.

— Да, вы, конечно, полная бестолочь, — согласился Дорохов. — Я бы вам пушку не доверил… А вот своих головорезов — пожалуйста. — Он поманил собеседника наклониться поближе, слабо пошевелив пальцем. — Что выдумаете насчет тех ружей?

— Каких ружей? — не понял Юрий.

— Тех… что не должно было быть у чеченцев… Вы забрали?

— Все до последнего, — подтвердил Юрий.

— Какие… — зашептал Дорохов.

— Вы так не напрягайтесь, Руфин Иванович, — спокойно сказал Юрий. — Я все понял, о чем вы спрашиваете. Разумеется. У всех убитых ружья взяли. Раненых было двое, хотели их допрашивать — да пришлось застрелить. Они все равно ничего не сказали, только шипели и бранились по-своему. Я думаю ихний язык учить. Здесь татарский — все равно что в Европе французский, такая же необходимость.

— Подробней, — захрипел Дорохов.

— Про татарский язык?

— Поправлюсь — убью…

— Что это вы все так беспокоитесь, Руфин Иванович? Вам вредно. Я супруге вашей отпишу, что вы плохо себя ведете. Она уже беспокоилась, письма прямо по начальству шлет: куда вы подевали моего Руфина? Ей наш Галафеев отправил успокоительное послание…

Дорохов бешено заворочался, двигая здоровым глазом. Юрий взял его за руку. Ощутив прикосновение ладони, маленькой, точно женская, с твердыми мозолями от сабли, Дорохов успокоился.

— Ружья точно новые, — продолжал Юрий. — Я так полагаю, потому что старое оружие у них всегда все в каких-то насечках, украшениях, с блямбочками и кисточками, а эти совершенно чистые, никак не роскошные. Просто новые ружья. И почему-то мне нехорошо делается, Руфин Иванович, когда я об этом думаю. Потому как до нас — я уже выяснял — не дошла по меньшей мере одна телега с оружием. Как раз ружья и порох.

— Был заслон, — сказал Дорохов.

— Именно! — Юрий наклонился совсем низко, так что со стороны казалось, что он готов пасть на грудь собеседнику. — Заслон был. А телега пропала. И сдается мне, обнаружилась в том ауле. У нашего друга Омира.

— Или Омана, — сказал Дорохов.

— Знаете, Руфин Иванович, признаюсь вам честно: строить какие-либо предположения я боюсь.

— А вы не бойтесь, иначе все будет продолжаться.

— Все и так будет продолжаться, — возразил Лермонтов. — И сношения их с турками, и провоз контрабанды, и торговля людьми… все, чем обыкновенно пробавляются здешние чеченцы.

— Ружья, — засипел Дорохов.

— Что вы хотите? Чтобы я узнал, кто из наших интендантов недоглядел за телегой?

— Или того хуже, — сказал Дорохов и отвернулся к стене.

— Ну, не настолько же…

Дорохов опять повернул голову и зло уставился на молодого человека:

— Телега не по воздуху пролетела. Был заслон. А она все-таки добралась — не до нас, а до Омира.

— Я не хочу думать, будто это может быть правдой.

— Может…

— Если я найду тех, кто до этого допустил, — сказал Юрий тихо, — то… — он хотел сказать: «передушу собственными руками», но почему-то при раненом Дорохове постеснялся и в последний миг заменил на другое обещание, — …заставлю выйти в отставку.

— Правильно, — проговорил Дорохов. — И поменьше огласки, иначе поднимется страшная вонь.

— В Петербурге это называется «резонанс», — сообщил Юрий.

— Не знал, — чрезвычайно серьезно отозвался Дорохов.

Юрий встал:

— Поправляйтесь, Руфин Иванович. Вас теперь производят в поручики. Вы рыбу ловить любите? Давайте выйдем в отставку и поедем к моей бабушке — я вам свое рыбное место нарочно покажу.

Дорохов не ответил. Здоровое веко опустилось, больное продолжало подергиваться над тревожным глазом — Руфин неожиданно заснул.

* * *

При выходе от Дорохова Юрий столкнулся с каким-то человеком. Человек этот от неожиданности потерял равновесие и упал бы, если бы Юрий не схватил его: хотел поддержать под локоть, но рука соскользнула, и вышло так, что Юрий сгреб незнакомца за грудки. На миг серые глаза чужого человека прыгали прямо перед глазами Юрия, а затем все исчезло.

— Простите ради бога! — сказал Юрий, осторожно выпуская его. — Меня только то извиняет, что я иду от раненого товарища и очень огорчен — не смотрю под ноги.

— Я у вас не под ногами вьюсь, господин хороший, — отозвался незнакомец.

Юрий еще раз встретился с ним взглядом, и неожиданно нечто показалось ему в этом взгляде знакомым. Что-то царапнуло по сердцу, оставляя неприятный след. Как будто они виделись и прежде.

И тотчас изменился и незнакомец, стал смотреть куда более пристально. Затем он пробормотал сквозь зубы:

— Ну конечно…

И быстро зашагал прочь, расталкивая встречных локтями. Юрий проводил его взором. Настроение у него испортилось.

— Кто он? — спросил Юрий у встречного офицера и показал на мелькавшую впереди серую спину.

— Этот? Из интендантской службы — Беляев, кажется… — Беляев был тому совершенно неинтересен. — Вы от Руфина — как он?

— Руфин будет жить, — сказал Юрий.

— О! — отозвался знакомый офицер.

Он рассмеялся и пошел прочь.

Столкновение с Беляевым почему-то растревожило Юрия: ему начало казаться, что Беляев знает о нем гораздо больше, чем показал, и именно из-за этого втайне, но очень сильно ненавидит. Что именно это могло бы быть, Юрий не знал, но чем дольше он раздумывал о странном незнакомце, тем тяжелее делалось на душе. — Юрий, которого (по его впечатлению) все и всегда любили, совершенно растерялся.