Онлайн книга «Роковая награда»
|
Светлана села. Присутствующие зашумели. Кошелев поморщился и крикнул в сторону реалистов: – Николай Михалыч! Прекрати, брат, эти склоки, уж будь любезен. От реалистов поднялся среднего роста человек лет сорока, с желтоватым болезненным лицом и седыми висками. Левую руку он держал в наружном кармане летнего френча, и казалось, будто он что-то прячет от публики. – Дядя Коля Сакмагонов, светило губернской прозы, друг Пимена Карпова, встречался с Горьким, наш главнокомандующий, – пояснил Андрею Вихров. Сакмагонов встал у сцены и вытащил руку из заветного кармана – в ней оказался помятый носовой платок. Николай Михайлович вытер им лоб, препроводил платок на положенное ему место и негромко заговорил: – Перестаньте шуметь, друзья! Среди нас присутствует гость из Москвы, товарищ Родимов! Он – бывший «передвижник», заслуженный человек, известный поэт. Знаю, многие хотели бы послушать его стихи. Так попросим, товарищи! Публика попросила громкими овациями. Родимов неторопливо встал и медленно прошел на сцену. – Давай, дорогой Пал Александрыч, начинай, – напутствовал гостя Сакмагонов и удалился на свое место. – Товарищи! Я рад поприветствовать собратьев по перу от имени Ассоциации художников революционной России и всех пролетарских поэтов Москвы! – начал Родимов звонким, чуть надтреснутым, но вполне поставленным для митингов голосом. Зал ответил аплодисментами. Выдержав паузу, столичный гость продолжал: – Я немало езжу по нашей республике, вот счастье занесло и в ваш город. Спасибо товарищу Снетковскому, – он поклонился. – А привез я вам не только стихи! Завтра в «Доме художеств» состоится выставка моих картин, а сегодня прямо после выступления вы сможете получить экземпляры моей новой книги «Деревня», вышедшей недавно в Госиздательстве. – Эка подзатарился-то! – покрутил головой Вихров. – Серьезный деляга, – шепотом заметила Светлана. – Ребята, тише, дайте же послушать! – взмолился Меллер. Родимов замолк, раздумывая, о чем бы сказать еще. – Читайте! – крикнул футурист Самсиков и, покраснев, взмахнул рукой. – Читайте же! – взвизгнули две девицы из имажинистских компаний. Родимов улыбнулся, обещающе кивнул и принял позу – левую ногу он выставил вперед и поднял подбородок вверх. На одном дыхании поэт монотонно прочитал: – Вымя, набухшее за день, корова несет над землею. Низко, как полный сосуд; капли дрожат на сосках, Тучен был корм на пару: горлупа, молодой чернобыльник, В белых цветах повитель, кашка, шершавый лопух. Больше не клонит она головы, но, подгрудок повесив, Кистью хвоста шевеля, медленным шагом; Шерсть ее красная, с белым пятном и на лбу, и на шее. Дома Красоткой зовут, слово понятно ей «тпрень». Всякий ее обличит по рогам, перевязанным лентой, — Это хозяйка ее, полная станом жена, Жизнь услыхавши под сердцем другую, тогда ж Слово промолвив: «Носи, сына корми молоком!» Родимов отчеканил последние слова и стремительно поклонился. Слушатели поняли, что это конец стихотворения, и захлопали в ладоши, засвистели; Вихров и Андрей ошарашенно посмотрели друг на друга и покатились со смеху; Меллер подпрыгивал от восторга, а Светлана торжествующе крикнула: «Что я вам говорила?!» Больше всех неистовствовали крестьянские поэты – они повалили на сцену, принялись обнимать Родимова, трясти ему руки и поздравлять с триумфом. Имажинисты громко восклицали: «Смело!» и «Классически!». Снетковский цвел радушной улыбкой. Символисты безмолвствовали. Лютый в удивлении поднял густые брови и с интересом разглядывал московского гостя. Губы вождя символистов презрительно кривились. – Ха-ха, ну и дьявол, ну и резанул! – гоготал Вихров. – Саша, перестань! – обиженно пытался его остановить Меллер. – Это же смело, определенно смело и… продолжает традиции. – Традиции чего? – вопрошал изнывающий от хохота Вихров. Несколько парней-имажинистов отправились брать у Родимова автографы, за ними последовали их нетерпеливые девушки. Половой принес Родимову стопку книг, москвич подписывал их и с улыбкой раздавал обступившей его публике. Светлана погрозила Вихрову пальчиком. – Ты бы, Саша, тоже смотался за экземплярчиком, – заметила она. – Такой материал для сатиры! – М-м… да, немного громоздко… – кивнул Кошелев. – Нет-нет, Леня, он прямо чаровник, – улыбнулся Вихров и обратился к Меллеру. – Эй, поклонник обновленного Гомера, не поленись, сходи да притащи родимовскую «Деревню», а? Ну будь ты человеком, я не шучу, мне нужно. Определенно! Опять же, тебе – автограф кумира, мне – текст. Кошелев предложил выпить «просто так». Компания поддержала. Андрей проглотил водку и подумал, что не так уж и плохо, что в поселковом магазине не продавали книг новомодных поэтов. Тем временем Родимов оделил всех желающих автографа и нетленных творений и продолжил читать. Со сцены неслось: – Здесь величавый дуб, ширяясь ветвями, Зеленою главой над ивами поник. Пасется стадо здесь. Согнувшись над лаптями, Плетет кочадыгом пастух, седой старик. За травами – межи, за дальними полями — Являет месяц свой воспламененный лик, И песня все звенит: то девка молодая Поет, мила дружка под вечер поджидая… Продекламировав еще пару подобных произведений, Родимов удалился под бурные аплодисменты. – «Ширяясь ветвями…» Как образно сформулировано… – задумчиво бурчал себе под нос Меллер. На сцене снова возник Сакмагонов. Главнокомандующий «Муз» успокоил зал и призвал к порядку. Овации смолкли, и вдруг тишину прорезал голос Лютого. – Принеси-ка, братец, водки! Сил нет, как выпить хочется, – обратился к половому главный символист. Сакмагонов поблагодарил столичного гостя за выступление и напомнил еще об одном сюрпризе – дебюте начинающих поэтов. Николай Михайлович поманил кого-то из зала и объявил: – Выступит поэт молодой, строго не судите… К сцене шел парень лет двадцати, в черной косоворотке и аккуратно выглаженных брюках. – Он, он! Мои кадры пошли! – заорал Меллер и помешал Андрею услышать фамилию дебютанта. Паренек встал на авансцене, улыбнулся и сказал, нисколько не смущаясь: – Доброго вам вечера, товарищи поэты и почтенная публика! Раз уж начали читать гомеровские мотивы, я тоже рискну, – он наклонил голову и негромко прочитал: – Тебя желали и любили, О ты, рожденная волной! |