Онлайн книга «9 дней»
— Коротко и просто, — сказал Худой и завел глаза. — Когда я мобилизовал опухоль, то закровило так, что… — Бравик поджал губы. — Текло рекой. Остановить было невозможно, текло отовсюду. Я что-то хватал зажимами, жег, прошивал — бесполезно. Раз за разом поднимался уровень… — Он показал горизонтально поставленными ладонями, как толчками поднимался уровень крови в операционной ране. — Только уберем отсосом, попытаемся что-то увидеть, взять на зажимы — опять поднимается уровень… * * * В операционной громко хрюкал кровоотсос. Анестезиолог отвел взгляд от монитора с гемодинамическими показателями и укоризненно посмотрел на Бравика. Бригада работала пятый час, последние двадцать минут больной интенсивно кровил, давление было ниже нижнего. Ассистенты сушили салфетками и тупферами, Бравик коагулировал, зажимал москитами, шил — все без толку. Колпак Бравика промок на лбу, подмышки и спина тоже промокли. Анестезиолог присел на корточки, посмотрел на уровень в емкости кровоотсоса и с нажимом сказал: — Господа, наши возможности не беспредельны. * * * Бравик взял сигарету, но закуривать не стал. Понюхал сигарету и положил ее на стол. — Надо было заканчивать, — сказал он. — Кровопотеря была критической, надо было любым способом останавливать кровотечение и уходить. * * * — Григорий Израилевич, заканчивайте! — потребовал анестезиолог. — Мы ищем его давление по полу! — Я понимаю… — процедил Бравик. — Тань, еще москит. Он схватил сосуд, потом прижег в двух местах, но рану заливало в секунду. — Это уже шок, — сказал анестезиолог. — Что хотите делайте, только заканчивайте. Бравик выпрямился, несколько секунд неподвижно постоял, маска западала и вздувалась в такт дыханию. — Тань, дай простыню, — сказал он. Сестра подала сложенную стерильную простыню, Бравик поместил ее в рану и прижал. — Все, — сказал он. — Выводим анус и мочеточники. * * * — Я взял простыню и запихал в рану. Просто зажал там все вслепую. Сделал сигмостому, вывел мочеточники и ушился. * * * Бравик сидел в своем кабинете и печатал протокол. «…АД снизилось до 70/35 мм Hg, были подключены вазопрессоры — без эффекта. Развился геморрагический шок. Принято решение о тугом тампонировании операционной раны простыней на 48–72 часа. Тампонированием кровотечение остановлено. Операция завершена формированием сигмостомы и уретерокутанеостом…» * * * — А дальше? — сказал Никон. — Ему застабилизировали гемодинамику, через двое суток я раскрыл рану и убрал простыню. Через три недели я его выписал, а через два месяца сделал операцию Брикера. Игорь Викторович живет с уроилеостомой и, даст бог, проживет долго. — Ну что ж, — сказал Никон, — честь тебе и хвала. — Не мне — ему. Бравик глазами показал на лэптоп. * * * Бравик сидел в кабинете и ел йогурт мельхиоровой ложечкой. В дверь постучали. — Да! — сказал Бравик. — Войдите! Приоткрылась дверь, и Гаривас просунул голову в проем. — Опа! — сказал он, широко улыбаясь. — О, — удивленно сказал Бравик. — Привет… Ты чего вдруг? — Привет. — Гаривас вошел. — Ехал мимо. Сначала хотел поехать по Профсоюзной, а потом подумал: может, чайку попьем. Или ты занят? — Ты извини, ради бога, — сказал Бравик. — У меня есть только десять минут. Садись, кури. Я заварю чай. Он встал и включил чайник. Гаривас сел в кресло, закурил и сказал: — Генка говорил, что ты Игоря Викторовича сегодня оперируешь. — Да, — сказал Бравик. — Там… нехорошие дела. Конечно, лучше бы было, если б я раньше обо всем узнал. Знаешь, да — что за ситуация? — Да, Генка сказал. — Гаривас затянулся и стряхнул пепел в горшок с кактусом. — Паршивые дела. — Его уже подали, — сказал Бравик, — сейчас иду мыться. — Все, все… — Гаривас покивал. — Докурю и ухожу. Извини, я не вовремя. Ты выключи чайник. Я докурю, и все. — Да ты сиди, — виновато сказал Бравик. — Чаю попей. Я пойду, а ты сиди. — Нет-нет, я поеду, мне надо в ГАИ. — Зачем тебе в ГАИ? — Владик вчера побил машину. Нашу, редакционную машину. Ехал по Щелковскому шоссе, а тут пацан на велосипеде. Владик мотнулся вправо, слетел с шоссе и перевернулся. — Да ты что?! Как он? — Все в порядке, даже не ушибся. Он был пристегнут, сработали подушки. А пацан смылся, гаденыш. — Ты уж не карай Владика за порчу редакционного имущества, — облегченно вздохнув, сказал Бравик. — Да какое там «карай». Я его уже сто раз обнял и похвалил. Что машина? Машина — железка. Можно починить или купить другую. Слава богу, что пацан цел. Владик молодец, что среагировал. Представь: если б сбил ребенка… В таких ситуациях надо хоть в столб, хоть с моста. Надо принять плохое, чтобы избежать ужасного. — Владик действительно в порядке? — Он всегда пристегивается, и подушки сработали. А главное, сработала голова. Хорошо, что у Владика есть этот рефлекс: принять плохое, чтобы избежать ужасного. — Гаривас погасил окурок в чашке Петри и встал. — Ладно, поеду. Он вдруг положил руки на плечи Бравика и сказал: — Как говорил штандертенфюрер Штирлиц: запоминается последняя фраза. Иногда надо принять плохое, чтобы избежать ужасного. — Ты чего, Вовка? — Ничего. — Гаривас подмигнул. — Позвони мне вечером — как день прошел, ну и вообще… Пока. — Пока, — растерянно сказал Бравик. * * * — Решение о тугом тампонировании раны я бы так или иначе принял. Это решение было одним из решений, которыми я тогда располагал. Но он сказал: принять плохое, чтобы избежать ужасного. Это сидело у меня в подкорке, когда я оперировал. Поэтому я вовремя остановился. — Толстый, я ничего не понимаю, — сказал Худой. — Объясни русским языком. Бравик помолчал, глядя перед собой, посопел. Все терпеливо ждали. — Там была ситуация… — Бравик снял очки, подышал на стекла и протер несвежим коричневым платком. — С этакой психологической подкладкой была ситуация. Он опять замолчал. Гена положил ногу на ногу. Худой допил чай. — Я шел на радикальную, красивую реконструктивную операцию, — сказал Бравик. — А впоролся в неостанавливаемое кровотечение. Все об колено, все псу под хвост… Но это, так сказать, вопрос амбиций, это полбеды. Решение о тугом тампонировании я бы принял и без Вовки. Но это техническое решение, а надо было еще принять принципиальное. И вовремя принять, понимаете? Я должен был вовремя прекратить рукотворчество и снять со стола человека — с простыней в тазу и в терминальной фазе геморрагического шока. И сделав это, я все равно не мог рассчитывать на то, что он выживет. |