Онлайн книга «Эти двери не для всех»
|
– Борисыч, иди поспи, – говорил Григоров. – Иди поспи, на тебе лица нет. График соблюдается, Борисыч… Я проверю эту партию, а ты поспи. Тогда Изя понимал, что надо немного поспать, иначе он будет плохо соображать и где-нибудь напортачит. Он шел в конторку, ложился на топчан и спал час. Несколько раз к Изе заглядывал Головко. – Справляетесь, Браверман? – спрашивал Головко (он-то знал, что Изя справляется). – Помощь нужна? – Все в порядке, товарищ Головко, – отвечал Изя. – Вот знаете, какое дело… Когда все закончим – всем рабочим обязательно бы премию… Это можно? Все хорошо работают… Смены работали по двенадцать часов. – Все будет учтено, Браверман, – говорил Головко. – Инструментальщики не подводят?.. Хорошо… Тридцать восемь домкратов смонтировали. Давайте, Израиль Борисович! Давайте, дорогой… Изя с симпатией относился к Головко. Однажды Изе было поручено выступить на партсобрании. Сначала секретарь парткома сказал про банду Тито – Ранковича, а потом Изя делал сообщение про школы рабочей молодежи. Изя сказал все положенные казенные слова, а потом еще добавил от себя. – Наша молодежь, товарищи, руководствуясь идеями Ленина – Сталина, – сказал Изя, – чутко прислушивается ко всем новым указаниям партии. Молодежь – она как барометр новых веяний… Молодежь – и наша заводская молодежь в том числе – молодежь не подведет, товарищи! После собрания Головко остановил Изю в коридоре, крепко взял за локоть и отвел к окну. – Слушайте, молодой человек… – тихо сказал Головко. – Вы толковый парень, Браверман… Что ж вы не соображаете, что говорите? – А что я такого сказал, Константин Андреевич? – удивился Изя. Головко посмотрел по сторонам, притянул Изю к себе за локоть и, дыша Изе в лицо, зло сказал: – Вы беспечны, как мальчишка, Браверман! Вы глазом моргнуть не успеете, как вам оторвут голову! Следите за языком, Браверман! "Молодежь – она как барометр" А вы знаете, кто в свое время сказал: "Молодежь – барометр партии"? Знаете? – Нет, – пожал плечами Изя. – Это сказал Троцкий! – Головко отпустил Изин локоть. – Следите за языком, Браверман! Четырнадцатого числа Изя понял, что они успеют. Он зашел в фюзеляжный цех – черные, лоснящиеся домкраты стояли на шести стапелях. – Успеваю… – подумал Изя. – Я кое-что значу… Я кое-что умею… Грош мне цена, если не поступлю в аспирантуру. Но я поступлю. – Успеваете, Браверман, – сказал незаметно подошедший Елиневич. – Я слышал, что вы подали документы в НИИАТ. У вас будет самая лучшая характеристика. Изя позвонил домой. Трубку взяла Вера Андреевна, соседка. – Вера Андреевна, маму позовите, – попросил Изя. – Ты почему дома не показываешься, стахановец? – насмешливо спросила соседка и закричала: – Люба! Люба! Иди к телефону! Изя звонит… – Изинька, как у тебя там? – тревожно спросила мама. – Мама, все хорошо… Работаем. Еще пару дней – и все. Как ты себя чувствуешь? – Хорошо… Вчера поднялось давление… А сегодня хорошо. Изя, у тебя послезавтра день рождения… – Ах ты, черт… Забыл, мама… – виновато сказал Изя. – Ну что же ты – не вырвешься? – В воскресенье отпразднуем, мама. Мне премию дадут. Дрова привезли? – Привезли! Боречка привез. Сам сложил в сарае… Изя, я немного дров Вере отдала. Ты не возражаешь? Скоро холода, им в техникуме дрова не выделили… – Правильно, – сказал Изя. – Я еще постараюсь получить. Мама, из Москвы не было ответа? Насчет аспирантуры? – Нет, Изя. Как ты кушаешь? Вам дают горячее? – Мама, я тебе сколько раз говорил – дают талоны… Питание хорошее… Целую, мама. В четверг Григоров сказал Изе: – Ты, может, домой пойдешь? Четыре штуки осталось. Я прослежу. – Все закончим, и пойду домой, – сказал Изя. – Иван Степанович, у Амалии никаких претензий не было по последней партии? – Ух, Амалия дает шороху! – довольно сказал Григоров и хохотнул. – Восемь шестерен не приняла. – Вот видите – восемь шестерен! – сказал Изя. – А вы говорите – домой… В пятницу утром последний домкрат прошел технический контроль. Затем домкрат принял военспец. – Все в порядке, Александр Сергеевич? – спросил Изя. – Четко работает ваш участок, Израиль Борисович, – одобрительно ответил майор Бессонов. – Вовремя "Илы" запустим. Знаете, кто будет проводить испытания? Владимир Константинович Коккинаки! Прославленный летчик-испытатель! Изя зашел в дирекцию, поднялся в приемную Елиневича и сказал секретарше: – Доложите директору, пожалуйста, что военспец принял последний домкрат. Он вернулся в цех, позвал Резника в конторку и сказал ему: – Слушай, я пошел… От меня уже толку мало… Посплю. Ни черта не соображаю… Накладные завтра подпишу. – Борисыч, ты теперь знаменитость на заводе! – восхищенно сказал Резник. – Вот только что начцеха звонил из дирекции… Молодец ты, Борисыч. Нет, ей-богу, я тебя всегда уважал! – Ага… – сказал Изя. Он хотел только одного – лечь на чистые простыни и поспать. Изя снял спецовку, надел пиджак, кепку, взял габардиновый портфель и пошел к проходной. Возле доски с надписью "Достижения сталинского самолетостроения" стоял Боря Суперфин и прикалывал кнопками бумажный лист. – Изя! – крикнул Боря. – Молодец, Изя! Отлично! А ну-ка – ответим Трумэну и Аденауэру нашими "Илами". Им, поди, мало не покажется! На листе было написано: "СЛАВА КОММУНИСТУ, ИНЖЕНЕРУ ИЗРАИЛЮ БОРИСОВИЧУ БРАВЕРМАНУ, СВОЕВРЕМЕННО ВЫПОЛНИВШЕМУ ВАЖНОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ ЗАДАНИЕ!" Изя улыбнулся Боре и махнул рукой. – Боря, спасибо за дрова, – сказал он. Боря поднял над головой сжатый кулак. Изя шел к проходной. Его подташнивало, глаза закрывались сами собой, и казалось, что под веками у него песок. Навстречу прошли двое рабочих. Изя достал из кармана пиджака пропуск. – Дублер директора завода, – услышал Изя за спиной. В этих словах не было насмешки. А Изя усмехнулся. Дублеру директора завода вчера исполнилось двадцать четыре года. Отец вновь отложил журнал. – Ну, как там у вас, ребята? – спросил он. – Белые держатся? – Белым кранты, – сказал Никон. |