Онлайн книга «Конец ордена»
Через пару минут дверца "ЗИСа" за ним захлопнулась, и машина, как и в прошлый раз, стала петлять по невидимой сквозь темные окна Москве. Вот опять запахло затхлостью и крысиным смрадом. Значит, они уже въехали в подземелье. Машина остановилась, водитель открыл его дверцу и, жужжа своим фонариком, скомандовал: — За мной. Серебряков-Полтораев еще в тот раз отсчитывал шаги от поворота до поворота, поэтому мог бы, пожалуй, пройти весь путь даже без фонарика. — Осторожно, порожек, — в отличие от прошлого раза, предупредил водитель. Виктор Арнольдович и без подсказки про этот порожек хорошо помнил и уже сам в обнимку с банкой квашеной капусты переступил через него. Лестница… Коридор… Еще одна лестница, теперь уже ведущая вниз… Еще несколько коридоров… Все в точности так, как ему запомнилось… Сейчас будет последний поворот коридора, а дальше… Дальше – сладковатый запах "W-8", теперь, без инъекции сыворотки, означающий для него, вероятно, конец, ибо он тут же все про себя выложит как на духу, а обмана, он знал, король с императором не прощают. Вот он, этот последний поворот! Скорее всего последний в его жизни… Как они прикончат его? Легко и быстро или так же, как Арнольда Ивановича?.. Однако он повернул – а этого сладковатого запаха пока что не было. Неужели с этими чертовыми поворотами он все-таки сбился со счета?.. И тут вдруг зажегся свет, но не тот ослепительный, тысячекратно отражавшийся в зеркалах, а тусклый свет одинокой слабомощной лампочки. Но эту грязную, убогую комнату он сразу узнал – именно в нее превратилась в прошлый раз сверкающая зала в тот миг, когда он покидал короля нищих и помойного императора. Значит, все дело только в "W-8" – его действие заставило тогда разум воспринимать как сверкающий этот убогий мир. Виктор Арнольдович огляделся. В центре комнаты стояли два обшарпанных стула с высокими спинками, судя по их виду, найденные на помойке. Под воздействием "W-8" они, видимо, должны были выглядеть роскошными тронами, королевским и императорским, однако на сей раз они пустовали. Интересно, долго ли монархи заставят себя ждать? С банкой квашеной капусты стоя посреди этих помойно-нищенских чертогов, он чувствовал себя довольно нелепо. Сзади послышались шаги. Серебряков обернулся и увидел, что к водителю подошел еще некто. Впрочем, приглядевшись, он этого человека узнал: это был тот самый слепой, предлагавший у Парка культуры ремонт швейных машинок. Только табличка с текстом о ремонте машинок теперь у него на шее не висела. Не было также черных очков. И вообще, как сейчас понял Виктор Арнольдович, тот был вовсе не слеп, он смотрел на Серебрякова хоть и почти бесцветными, но явно вполне зрячими глазами. После затянувшейся тишины лжеслепец обратился к водителю "ЗИСа" на каком-то тарабарском наречии, Серебряков лишь понял по их взглядам, гулявшим по нему, что разговор ведется именно о нем. — Баты тыр хок? Не зары куш хок, а тыр не хок… — Хок, хок, — явно что-то подтвердил водитель. — Не бары пашибали, а карбалы. — Кукусами пара, — кивнул и лжеслепец. — Капанами еж мигу. Хок – так хок. С самого начала Виктор Арнольдович обратил внимание на две широкие скамьи, стоявшие у стен. На скамьях лежали какие-то тюки, прикрытые рогожами. После переговоров водитель, видимо получив на то согласие псевдослепого, поочередно сдернул рогожи с обоих тюков. Это вовсе были не тюки. На скамьях лежали два явно покойника. Даже без всякого "W-8", искажавшего мир, в лице одного было что-то свиноподобное, а лицо другого покрывала короста, напоминающая корку на хлебе плохой выпечки. Серебряков не сомневался, что перед ним король и император, недавно отошедшие в мир иной. — Кто их? — спросил он у водителя. Тот взглянул на него недоуменно, затем перекинулся с прозревшим слепцом несколькими словами на своей тарабарщине и наконец сказал: — Гм, а мы думали, что это сделали ваши люди, Серебряков. Виктору Арнольдовичу с трудом удалось не выронить банку с капустой. "Я Полтораев!" – чуть было не выкрикнул он, но водитель, словно прочитав его мысли, усмехнулся: — Да бросьте вы, бросьте! Вы же Серебряков. Виктор Арнольдович Серебряков. Это они не знали, — он кивнул на покойников. — Старые были, доверчивые, а моя-то служба сразу вас установила. — Что ж вы им не рассказали? — спросил Виктор Арнольдович. — А зачем? — вмешался в разговор лжеслепец. — Мы, как поняли, что вы пасынок того Серебрякова, которого наши старички в тридцать четвертом кончили, так и решили, что вы с тем и пришли, чтобы их замочить. — Ну решили и не препятствовать, — вставил водитель. — Только странно, что это, оказывается, не вы. Виктор Арнольдович отчего-то в этот миг не испытывал ни радости, ни облегчения. — Вам так нужна была их смерть? — спросил он. — Да зажились, зажились старички на свете, — вместо водителя отозвался лжеслепец. — День деньской сидели, капусткой своей только и знали баловаться, давно их надо было менять. — Что ж сами-то не убили? — Нельзя, — вздохнул водитель. — Вы, Серебряков, не думайте, мы по закону живем. Короля и императора никто не может замочить из своих. А тут, думаю себе: вот она, удача! Уж Серебряков-то, ежели он тот самый Серебряков, уж он-то должен их – обязательно!.. Так что, правда, что ли, не вы? Кто же их тогда? Ясно было: Колобуил. Но ему-то это зачем? И ведь в один миг сделал то, о чем он, Виктор Арнольдович, мечтал столько лет! Что это, подарок или еще какая-то игра. Водитель сказал: — Ну не вы – так и не вы, нам-то что. Главное – дело сделано. — Он повернулся к своему сотоварищу: — Не знаю как тебе, а мне – так и без разницы вовсе. — Да и мне, — отозвался тот. — И что ж теперь – ни королевства, ни империи? — спросил Серебряков. — Это еще с чего? — удивился водитель. — Такие колоссы не исчезают, — изрек бывший слепец. — Произошло самое обычное… — Вдруг он сел на один из стульев-тронов и произнес на чистом французском: — Le roi est mort. Vive le roi! [23] — и сразу в лице его с бесцветными глазками появились какие-то свинячьи черточки. — L`impereur est mort. Vive l`impereur! [24] — провозгласил водитель, садясь рядом с ним на соседний трон, и рябая кожа лица теперь напоминала корку, какая бывает на плохо выпеченном черством хлебе. — И капустку, капустку сюда давай! — уже повелительно бросил он Серебрякову. Виктор Арнольдович с облегчением избавился наконец от этой банки. |