Книга Искусство обмана, страница 34 – Нора Робертс

– Вы не просили и тюремного приговора, которым это самое общество также с великой радостью наградило бы вас.

Фэйрчайлд согласно склонил голову, но не пропустил удар.

– Это мой дар человечеству, Адам. Моя плата за талант, которым меня наделили высшие силы. Эти руки… – Он поднял их, узкие, длинные и странно прекрасные. – Эти руки обладают талантом, за который я должен заплатить так, как могу. Я это и сделал. – Он снова бросил их на колени. – Но если вы осудите меня, я пойму.

Фэйрчайлд смотрел на него, Адам чувствовал себя поборником Христа перед языческими львами, преданный своей вере, покорившийся своей судьбе.

– Придет день, – пробормотал Адам, – ваш нимб соскользнет и задушит вас.

– Возможно. – Он приподнял голову. – Но сейчас мы наслаждаемся, пока можем. Давайте полакомимся вон теми, датскими.

Адам передал ему поднос.

– Вы приняли в расчет последствия, которые грозят Кирби, если ваше… хобби раскроется?

– О. – Фэйрчайлд проглотил печенье. – Выстрел прямо в мою ахиллесову пяту. Естественно, мы оба знаем, что Кирби способна встретить любые препятствия и преодолеть их, в обход или напролом. – Он откусил еще кусок, наслаждаясь сильным ароматом малины. – И все же, в силу своей природы, она подвержена эмоциям. Вы согласны?

Адам подумал о прошлой ночи и о том, как она повлияла на него.

– Да.

Именно такого краткого и четкого ответа ожидал Фэйрчайлд.

– Сейчас я решил немного отдохнуть от своего бизнеса по разным причинам, главная из которых – положение Кирби.

– И ее положение касается Рембрандта?

– Это совсем другое дело. – Фэйрчайлд вытер пальцы о салфетку и взял еще одно печенье. – Я хотел бы поделиться всеми тонкостями с вами, Адам…

– Надеюсь, ты справляешься с глиной так же хорошо, как с этой ролью, папа. – Кирби вошла в студию и взяла печенье, от которого Фэйрчайлд не открывал глаз. – Ты хорошо спал?

– Как убитый, бесстыжая девчонка, – пробормотал он, вспомнив, какое испытал замешательство, проснувшись на диване, укрытый шалью дочери. Ему плевать, что его перехитрили, главное, это сделал человек, известный своим умом. – Мне сказали, что твои ночные похождения увенчались успехом.

– Дело сделано. – Она взглянула на Адама, положила руки отцу на плечи. Нерушимая связь между ними была очевидна. – Может, мне лучше оставить вас двоих наедине на какое-то время? Адам умеет выуживать информацию. Ты можешь рассказать ему о том, чего я не знаю.

– Все в свое время. – Он погладил ее руки. – Я хочу посвятить утро своему ястребу. – Поднявшись, он направился к куску глины. – Ты должна позвонить Харриет и сказать, что все хорошо, прежде чем вы двое пойдете развлекаться.

Кирби убрала руки.

– У тебя на уме какие-то развлечения, Адам?

– На самом деле… – Поддавшись импульсу, он поцеловал ее на глазах у отца. – Я думал о занятиях с маслом и холстом. Тебе надо переодеться.

– Это лучшее, что ты можешь придумать. Два часа, не больше, – предупредила она, когда они вышли из студии. – Или же мои расценки возрастут. У меня тоже есть работа, ты же знаешь.

– Три.

– Два с половиной. – Она остановилась на площадке второго этажа.

– Утром ты выглядела как ребенок, – пробормотал он и погладил ее по щеке. – Я не мог заставить себя разбудить тебя. – Он лишь на мгновение коснулся ее кожи, затем убрал ладонь. – Жду тебя наверху.

Оказавшись в своей комнате, Кирби швырнула красное платье на кровать. Затем принялась одной рукой стягивать с себя одежду, а другой придерживала телефон

– Харриет, это Кирби. Звоню тебя успокоить.

– Умная девочка. Проблем не возникло?

– Нет. – Кирби пыталась выбраться из джинсов. – Мы управились.

– Мы? Филипп был с тобой?

– Папа уснул на диване, после того как Адам подменил бокалы.

– О, дорогая! – удивленно воскликнула Харриет. – Он очень разозлился?

– Папа или Адам? – уточнила Кирби, пожав плечами. – Не важно. В конце они оба вели себя вполне разумно. Помощь Адама оказалась очень кстати.

– А можно подробнее?

Продолжая бороться с одеждой, Кирби все рассказала.

– Изумительно! – Довольная развернувшимся спектаклем, Харриет лучезарно улыбнулась телефону. – Жаль, я сама не сделала этого. Нужно узнать твоего Адама поближе и придумать более эффектный способ выразить ему мою признательность. Как думаешь, ему нравятся крокодильи зубы?

– Вряд ли что-то доставит ему большую радость.

– Кирби, ты знаешь, как я благодарна тебе. – Тон Харриет стал серьезным, по-матерински заботливым. – Ситуация, мягко говоря, затруднительная.

– Контракт нельзя расторгнуть?

– Нет. – Она горестно вздохнула, подумав об утраченном Тициане. – Это моя вина. Я должна была объяснить Стюарту, что картину нельзя продавать. Филипп наверняка в ярости из-за меня.

– Ты сможешь с ним справиться. Всегда могла.

– Да, да. Боже, что бы я без тебя делала. Бедняжка Мелли не понимает меня так, как ты.

– Она просто другая. – Кирби смущенно опустила глаза в пол, пытаясь не думать о Рембрандте и прогнать чувство вины. – Приезжайте сегодня с Мелли на ужин.

– О, я бы с удовольствием, но у меня встреча. Как насчет завтра?

– Отлично. Мне позвонить Мелли или ты сама ей скажешь?

– Я увижу ее сегодня днем. Береги себя и поблагодари за меня Адама. Черт подери, я слишком стара, чтобы дать ему что-то помимо крокодильих зубов.

Усмехнувшись, Кирби положила трубку.

Солнце играло с платьем, то заставляя материю вспыхивать пламенем, то окрашивая ее в темный оттенок крови. Ослепительные лучи отражались от золота колец в ушах Кирби и золота браслетов на ее руках. Адам погрузился в лихорадочную работу, наслаждаясь великолепной мозаикой света и теней.

Он был художником тонких деталей, использовал свет и тень по настроению. В своих портретах он боролся за внутренний мир, правду, скрывавшуюся под поверхностью модели. В Кирби он видел воплощение женщины – силу, хрупкость и неуловимое мистическое плотское влечение. Надменность и обаяние – в ней присутствовало и то, и другое. Сейчас, яснее чем когда-либо, он понимал это.

Время шло, а Адам и не думал заканчивать. Правда, у его модели на этот счет сложилось собственное мнение.

– Адам, если ты сверишься с часами, увидишь, что я отвела тебе больше положенного.

Он проигнорировал ее замечание, продолжая писать.

– Я больше не могу оставаться в таком положении ни минуты. – Она уронила руки на колени и размяла плечи. – Вряд ли я когда-нибудь снова буду прыгать с шестом.