Онлайн книга «Дьявольский рай. Почти невинна»
|
Сидели битый час в паре с бескартиночным, жутко нудным учебником по немецкой грамматике. Более неподходящего для этого entourage предмета и представить трудно! Альхенское лицо гипнотизировало меня с каждой страницы. Составьте по пять предложений с каждым из нижеприведенных слов schpielen, baden, lieben. Место действия? Вот несколько вариантов: Ostsee, Grosmuters Dorf, Krim, andere. Неуверенной рукой шкрябаю на клочке бумаги эти несчастные предложения. Скользкие, неуловимые намеки в каждой замусоренной извилине моих мозгов. Строчки ползут вверх. Я их упорно опускаю, в конце концов плюнула на все и в левом верхнем углу нарисовала неплохой портрет сами знаете кого. Прямо над словом Elefanten. В сочинении речь шла о зоопарке. Про гепардов я написала чуть ниже. Im Grossmutters Dorf. Не, ну какой бред! Но вот что было дальше – переведите на немецкий, разбив по частям речи. Вышло: Sascha aus Leningrad ist Briffreund zu blond Oksana aus Kiev. Хочу на пляж. Написала об этом прямо на странице учебника. Папаша сказал «idiot» и гневно зашуршал газетой. Я писала дальше. Абсолютно ничего не усваивалось. Как бы деловито я ни листала страницы, в голове торжествующе и по-хамски правила блаженная пустота. Покончили с первым параграфом. Ни черта не понимаю… чего они от меня хотят? Ich wiel, du wilst, er will, sie volen. В конце концов это издевательство прекратили, и мы спустились на пляж. Слава богу, Альхен был один. Я побросала сумки на самый дальний от него лежак. Папаша удалился в сортирную даль. – Террор? – спросил Гепард, осторожно передвигаясь вдоль бетонной стены, хищно поглядывая на удаляющуюся папашину спину. Мне вдруг захотелось вмазать ему хорошую звонкую пощечину. За этот нагловатый иронично-учтивый взгляд. Я вздохнула, развела руками, отбросила в сторону немецкий учебник, который закрывал собой мой купальник в сумке, и развела руками: – Террор… – А почему тебя так удерживают? – смотрит прямо и дружелюбно. – В чем же ты так провинилась? – А… – Я перевернулась на живот, упершись подбородком в сложенные руки. Хитрая улыбочка. Начинаю погружение в марево лжи: – Ты даже представить себе не можешь, что я там дома учинила… – Прямо-таки не смогу? – Ну… у меня есть мальчик, но моя юная душа лежит, кажется, к чему-то другому. Ну, ты понимаешь? Он с интересом посмотрел мне в глаза и продолжил умиленно улыбаться. – И меня подстерегла полная неудача. Нас застукали. Был грандиозный скандал, и теперь меня держат на коротком поводке. Мы очаровательно хихикнули. Из-за лодочной появился papan. Альхен изворотливым пресмыкающимся рванул прочь от меня, почти на корточках, лоснясь загорелой спиной. Я вздохнула и, уткнувшись носом в надувную подушку, старалась ни о чем больше не думать. Я была снова самой несчастной, самой несправедливо заточенной жертвой родительского террора. Пожилой любовник… какие-то извращенные отношения… И не хочу я ничего другого. Да, будущее для меня потеряно… Я поплелась купаться. – Тебе какой купальник больше нравится? Этот или раздельный? – Я была в сплошном черном. Несмотря на закрываемую площадь, он очень даже красил меня. Реплика мамы во время вечерней весенней прогулки по Крещатику, когда я была в этом купальнике и джинсах: «Неужели тебе приятно чувствовать на себе похотливые взгляды всех этих мужиков?» А мне ее слова показались комплиментом. Так вот, я остановилась перед сидящим в позе лотоса Аль-Гепардом. Он внимательно посмотрел на меня, потом кивнул на зажатые в руках зеленоватые тряпочки: – Тот. В нем ты совсем голая. Я одобрительно кивнула. – Мне он тоже больше нравится. – Женщины делятся на две категории: одни, которые выглядят лучше одетыми, а другие – раздетыми. Первая, вообще-то, мне нравится больше. – Это, наверное, мой тип, да? – Наверное. После купания я стояла под раскаленной бетонной стеной и сохла. Иначе нельзя – будет ньюмония. Потом пошла снова переодеваться и «порезаться в карты с девчонками». Черта-с-два. Как только я села на привычное место на бетонном заборе, отделяющем пляжи от скалы, Альхен пересел на лежак прямо под нами и обратился ко мне, играя солнечным бликом на дужке темных очков: – Можно тебе комплимент сказать? Я быстренько положила карты и посмотрела на него сверху вниз, уютно положив личико на согнутые колени, обхватив их обеими руками. – Ну? – Грудь у тебя красивая, очень… Я поморщилась: – Да, мне это вообще-то многие говорили. Танька вела себя так, будто ничего особенного не происходило, и терпеливо ждала, когда я буду ходить. Мы играли со смешным апломбом, швыряясь словечками типа «взятка», «каре», «заказ», значения половины которых просто не знали. Он лежал у моих ног. Я вела привычную послеобеденную пляжную жизнь. Просто сидела в капкане этого взгляда. Проиграла Тане два раза. Не могу понять, чего мне от него надо. Сложный внутренний мир подростка. Вся моя душа орет о том, что «вон он лежит, подойди, скажи хоть что-то». А весь азарт этой моей южной игры состоит как раз в том, чтобы не говорить ему вообще ничего… – А можно тебе тоже комплимент? – Конечно. – Если бы не ты, – я лукаво ухмыльнулась, – ну… просто спасибо тебе. Ты меня вдохновляешь. Если бы не ты, то моя жизнь была бы совсем другой… и я бы никогда не стала такой, как сейчас. Он улыбнулся. Искренне и как-то очень просто. С ним было хорошо, по-родному. – Ну, как ты, львенок? Неужели он не нашел других слов? – В смысле? – Как я понял, тебя застукали с девочкой? – Угу… Альхен смотрит на меня почти с родительской улыбкой. Боже, как хорошо… Вот я снова начинаю врать. Не было никаких девочек… просто моя погруженная в сны жизнь так скудна на какие-то примечательные факты. – А вообще, я давно хотела спросить о твоем отношении к лесбийским делам. Такие интересные искорки забегали по его лицу. Видать, сам намеревался задать мне этот вопрос. – О-о-о-о… крайне положительно. Вот здесь я могу ответить однозначно – очень хорошо. Моя осторожная улыбка. Как же я тогда старалась! – Что, правда? Он коротко кивнул, ожидая новых подробностей. – Ты, похоже, единственный человек, который меня понимает. В этом отношении. Впрочем, я этого ожидала. Я знаю, что твои взгляды на жизнь, мягко говоря, отличаются от установленных обществом принципов морали и нравственности. |