Онлайн книга «Дьявольский рай. Почти невинна»
|
Немного удивленно он приподнял бровь и даже подвинулся чуть ближе. – Конечно. – Его голос, мягкий, завораживающий: – Мне кажется, что настоящая женщина обязательно должна быть немного лесбиянкой. Танька сидела чуть поодаль и тихонько раскладывала пасьянс. – Что самое прекрасное на свете? – спросил у меня Гепард. Мне показалось, что сердце стало стучать не совсем там, где ему положено природой. – Секс? – Конечно, нет. Секс – это примитив. Это почти ничего. Эротика. И женщины. А если это соединить, подумай-ка сама! А вообще, физическая красота… твой прекрасный пол и еще и лесбийские настроения… Я думаю, что тебе просто повезло, львенок. Я смущенно улыбнулась. – Но у меня, знаешь ли, еще и парень есть, так что я не только… Он снова ласково взглянул мне в глаза: – Чем-то занимаетесь? – как мать давней подруги через два года после выпускного. Я рассеянно пожала плечами: – Конечно, а как же! Разве может быть иначе? – Ну… – Будто тень легкого разочарования промелькнула. – Ведь в прошлом году, помнится, ты говорила, что собираешься хранить девственность до 17 лет. А все твое прошлое, – хищный оскал, – забыть, насколько это возможно. Я содрогнулась. Именно эти слова значили для меня больше всего остального. Неужели он помнит? Я была уверена, что, позвони ему этой зимой в Питер, придется еще долго объяснять, кто такая Ада Самаркандова из Киева. А тут вот… я была просто потрясена. – Да ну, тогда я еще полностью не выбрала между тобой и нормальным миром. Знаешь, а ведь тогда еще не все было потеряно. – А что, сейчас уже все? – Да нет, просто я уже сделала свой выбор. Вот и все. – То есть, ты теперь твердо решила покончить с «развратным миром» или как там ты его называешь? – Перестань издеваться! Просто я наговорила тебе тогда черт знает что… – То есть, кое-что ты сказала сгоряча, имея в виду как раз противоположное сказанному. Я прав? – Да, конечно… – Значит, как я понял, образ жизни ты ведешь несколько отличный от общеустановленных принципов. И при этом свято хранишь свою особенную чистую мораль? – Физически да. – Но при этом занимаешься уголовно наказуемым сексом с невероятно счастливым мальчиком. Получается? Я встрепенулась. Неужто все так ясно написано на моем лице? – Разумеется, получается! А разве что-то может у меня не получаться? – Ну, львенок, молодец. Наконец-то ты нашла себя! Я знал, что со временем ты изменишься. Люди с такими данными, как ты, не могут иметь пуританскую мораль. Это против их природы. Я искренне рад, что ты сделала свой естественный выбор. Если честно, то мне думалось, что это произойдет немного позже, но нет… молодец… – «И оттрахать тебя теперь будет куда проще», – закончил монолог его пристальный взгляд. – Но сексом как таковым мы, к твоему сведению, не занимаемся, – торжествующе выдала я. – То есть сношение через влагалище? Я нерешительно кивнула. – Это еще ничего не значит, моя дорогая, ведь есть еще и попка. – Да, – сказала я, не зная, как тут врать дальше. Такое чувство испытываешь, будучи вызванной к доске на уроке алгебры, где перед тобой лихо намалеван какой-то головоломчатый пример, который нужно решить, и ты стоишь там, в солнечном классе, смотришь на доску и совершенно не знаешь, с какого бока начать. – А с подружкой балуетесь? – Да, конечно. Однажды за час она порадовала меня где-то раз пятнадцать… Что я несу?! – Ну… – такие шкодливые глазки, – это просто замечательно. А твой парень, что вы с ним пробовали? – Все ! Альхен криво улыбнулся: – Все не может быть. Это я перепробовал все, а ты… если еще к тому же так отчаянно пытаешься убедить меня в своей девственности… – Почти все, – перебила я, – кроме этого , скотоложества, садо-мазо и онанизма в ванне, наполненной шампанским, ну и, быть может, еще чего-то, о существовании чего я просто не догадываюсь. – Ну, относительно садо-мазо я тебе скажу, что существует такое количество замечательных вещей, которые можно отнести к этой категории… – Я не люблю, когда мне делают больно. – Ну, предположим… А попочка? – Мне не понравилось. Я уже говорила. – И ротик? – Да! – Уж этим-то я овладела страшными зимними вечерами с трескучим морозом и ревущим унитазом в качестве свидетелей в самом чистейшем совершенстве! – И горлышко? Старый развратник. Что он имеет в виду? – Ну да, конечно. – Ух ты… меня угостишь как-нибудь. Я чуть не спасовала от этого хищного шепота. Дело принимает критический оборот. – Да иди ты к черту… – Нет уж, я лучше в какое-нибудь другое место пойду… – отвернулся на миг, потом снова иронично смотрит из-за плеча: – А ты себя часто ласкаешь? – Спрашиваешь… иметь такое тело и не пользоваться им себе же во благо… На этом наш разговор был прерван папашиной белой панамкой, замаячившей под перилами. Я шустро запрыгнула обратно на бетонную стенку и взяла Танькины карты. Альхен, тем временем, быстренько заснул, накрывшись книжкой. Папаша махнул мне и показал на море. Я поморщилась и замотала головой. Он ушел обратно на гальку. – А как ты себя ласкаешь? – проснулся Альхен. – По-нормальному, – буркнула я, с опаской поглядывая на Таньку. Наша беседа, казалось, ее ни капли не трогала. Какое-то брезгливо-неприязненное чувство вспыхнуло во мне на миг. Хотела бы я знать, ЧТО они с ней делают. – Знаешь, рекомендуется ласкать не только влагалище, но и анус, до выделения секрета. – Что? – нахмурилась я, вспоминая, что такое анус. – То, что слышала. Попробуй, очень рекомендую. Не просто приятно, но и очень полезно. – Сам пробуй… – хмыкнула я. На его лице опять появилась эта тонкая улыбочка, больше напоминающая оскал: – Пробую, пробую… Я сдержанно улыбнулась и вообще перестала что-либо понимать. – А как ты относишься к умыванию спермой? – осторожно спросила я, вспоминая, как в свое время получила такую вот теплую кляксу прямо между глаз. – Ну… – оценивающий взгляд, – тебе это еще рановато. Это лет через 20–30, может быть, и хорошо. А пока тебе больше подходят женские выделения. Ты втираешь их в лицо, в шею, в грудь, и твое тело становится еще более совершенным. Это удивительно… |