
Онлайн книга «Белая львица»
— Вдруг вы ее узнаете, — сказал он. — Возможно, она заходила к вам что-то купить в пятницу, в самом начале четвертого. Женщина сходила за очками, потом взглянула на фотографию. — Что-нибудь случилось? — полюбопытствовала она. — Кто это? — Вы только скажите, знакома она вам или нет, — мягко сказал Валландер. Женщина кивнула: — Я помню ее. По-моему, она покупала пирожные. Да, точно. Наполеоны. И хлеб. Валландер немного подумал, потом спросил: — Сколько пирожных? — Четыре. Я еще хотела упаковать их в коробку. Но она сказала, что можно просто положить в пакет. Спешила, видать. Валландер кивнул. — Вы видели, куда она пошла от вас? — Нет. Другие покупатели ждали очереди. — Спасибо, — сказал комиссар. — Вы очень помогли. — А что случилось-то? — спросила булочница. — Ничего. Наводим справки, обычное дело. Он направился на задворки банка, где Луиза Окерблум припарковала в пятницу свою машину. Вот и всё, ни шагу дальше, думал он. Здесь след кончается. Отсюда она поехала смотреть дом, а где он находится, мы по-прежнему не знаем; позвонила по телефону, оставила сообщение на автоответчике и уехала. Настроение у нее было хорошее, в пакете лежали пирожные, и к пяти она рассчитывала вернуться домой. Он посмотрел на часы. Без трех минут три. Ровно трое суток назад Луиза Окерблум была именно здесь. Валландер прошел к своей машине, припаркованной у фасада, сунул в магнитолу музыкальную кассету, одну из немногих уцелевших после кражи, и попробовал подвести итоги. Голос Пласидо Доминго наполнял салон, а он думал о четырех наполеонах, предназначенных для семьи Окерблум. Интересно, они всегда читают застольную молитву? Даже когда собираются есть пирожные? Как это вообще — верить в Бога? Ненароком он набрел на полезную мысль. До совещания в полиции надо непременно повидать еще одного человека. Роберт Окерблум упомянул о нем. Как он его назвал? Пастор Туресон? Валландер включил зажигание и отправился обратно в Истад. Вырулив на магистраль Е-14, он прибавил газу и погнал на предельно допустимой скорости. Связался по телефону с Эббой, попросил ее разыскать пастора Туресона и сообщить ему, что комиссар Валландер хочет срочно с ним повидаться. Он был уже недалеко от города, когда Эбба позвонила и сказала, что пастор Туресон сейчас в Методистской церкви и готов его принять. — Думаю, тебе не вредно иной раз заглянуть в церковь, — заметила Эбба. Валландеру вспомнилось, как год назад они с Байбой Лиепой несколько вечеров подряд допоздна сидели в рижской церкви. Но он ничего не сказал. При всем желании он не мог сейчас думать о Байбе. Пастор Туресон оказался человеком средних лет, высоким, крепким, с пышной седой шевелюрой. И силой не обижен — рукопожатие прямо-таки железное. Убранство церкви было очень скромным, и Валландер не испытывал гнетущего ощущения, которое так часто донимало его в иных храмах. Они устроились на стульях возле алтаря. — Несколько часов назад я звонил Роберту, — сказал пастор Туресон. — Бедняга, он в полном отчаянии. Вы еще не нашли ее? — Нет. — Не понимаю, что могло случиться. Луиза не из тех, кто пускается в опасные авантюры. — Иногда опасности избежать невозможно, — сказал Валландер. — Что вы имеете в виду? — Опасности бывают двоякого рода. Одним люди подвергают себя сами. Другим — подвергаются. Это не совсем одно и то же. Пастор Туресон беспомощно развел руками. Тревога его казалась искренней, как и сочувствие мужу и дочерям. — Расскажите о ней, — сказал Валландер. — Какая она была? Вы давно ее знаете? И что за семья у Окерблумов? Пастор Туресон серьезно посмотрел на него: — Вы спрашиваете так, будто все уже кончено. — Дурная привычка, — извинился Валландер. — Конечно, я имею в виду: расскажите, какая она. — Я служу пастором в этом приходе уже пять лет, — начал Туресон. — И по моему выговору вы наверняка догадались, что родом я из Гётеборга. И все это время Окерблумы являются прихожанами нашей церкви. Они оба из методистских семей и познакомились через церковь. Теперь вот и дочки их воспитываются в истинной вере. Роберт и Луиза люди прилежные. Работящие, бережливые, щедрые. Иначе не скажешь. Вообще трудно говорить о них по отдельности. Вся моя паства просто потрясена исчезновением Луизы. Вчера во время нашей общей молитвы я необычайно остро это почувствовал. Образцовая семья. Без сучка без задоринки, подумал Валландер. Можно опросить еще тысячу людей, и все скажут одно и то же. Нет у Луизы Окерблум ни недостатков, ни слабостей. Только вот — она пропала. Что-то здесь не так. Всё не так. — О чем вы задумались, комиссар? — спросил пастор Туресон. — О слабости, — отозвался Валландер. — Ведь именно слабость — один из краеугольных камней всякой религии, вы согласны? Мы верим, что Господь поможет нам преодолеть нашу слабость? — Совершенно верно. — Но у меня складывается впечатление, будто Луиза Окерблум никаких слабостей не имела. Ее образ настолько безупречен, что поневоле начинаешь сомневаться. Неужели правда бывают такие насквозь хорошие, добрые люди? — Луиза действительно такая, — ответил пастор Туресон. — Прямо ангел во плоти, а? — Да нет. Помню, как-то раз на приходском вечере она варила кофе. И обожглась. Так я сам слышал, как она чертыхнулась. Валландер попробовал начать сначала. — Вы уверены, что в ее отношениях с мужем не было никакого конфликта? — спросил он. — Абсолютно уверен, — ответил пастор. — И другого мужчины не было? — Конечно нет. Надеюсь, вы не станете задавать этот вопрос Роберту. — А религиозные сомнения не могли ее одолеть? — Нет, это совершенно исключено. Я бы знал. — У нее могли быть причины покончить самоубийством? — Нет. — Ну а внезапное умопомрачение? — С какой стати? Она человек очень и очень цельный, гармоничный. — Большинство людей имеет свои секреты, — помолчав, сказал Валландер. — Вы можете допустить, что у Луизы Окерблум есть какой-то секрет, о котором не знает никто, даже ее муж? Пастор Туресон покачал головой: — Конечно, секреты есть у всех. И нередко весьма мрачные. Но я убежден, что у Луизы нет секрета, который бы вынудил ее оставить семью и устроить такой переполох. Больше у Валландера вопросов не было. |