Книга Неизвестный венецианец, страница 4 – Донна Леон

В семидесятых он обратился к жанру порнографии, где тоже весьма преуспел. Проблему сюжета Бурраска решил очень просто: смахнув пыль с прежних ужастиков, он пустил их в оборот. И актеры были прежние, но только теперь вместо вурдалаков и оборотней им велели изображать насильников и сексуальных маньяков. И снова кинотеатры ломились от зрителей, но теперь зрителей иного сорта, которые приходили не за тем, чтобы тыкать пальцем в несуразицу, происходящую на экране, и смеяться.

С началом следующего десятилетия в Италии появилось множество частных телеканалов, и Тито Бурраска стал сплавлять им свою продукцию, вырезая наиболее развратные сцены, дабы пощадить чувствительные нервы телезрителей и их детей. Потом он открыл для себя видео. Пресса склоняла его имя на все лады, он был героем популярных анекдотов, шуток, его обсуждали в телевизионных ток-шоу. Такое пристальное внимание к собственному успеху заставило его переехать в Монако и принять подданство этого княжества с умеренными налогами. Двенадцатикомнатные апартаменты в Милане он оставил себе, чтобы устраивать там приемы для друзей, как он заявил налоговой полиции. А еще, как недавно выяснилось, чтобы принимать Марию Лукрецию Патту.

— Тито Бурраска, правда-правда, — повторил сержант Вьянелло, с трудом пряча улыбку. Брунетти хорошо понимал его. — Повезло вам, что вы уезжаете в Местре на эти дни.

Брунетти не удержался и спросил:

— И что, раньше никто не знал?

Вьянелло покачал головой:

— Нет. Ни одна живая душа.

— Даже дядя? — усомнился Брунетти, показывая, что и начальство в курсе подробностей.

Не успел Вьянелло ответить, как у него на столе зажужжал телефон. Он снял трубку, утопил кнопку и сказал:

— Да, вице-квесторе?

Послушав с минуту, он произнес:

— Конечно, синьор.

На этом разговор закончился, сержант положил трубку.

Брунетти ждал, что он скажет.

— Велел звонить в иммиграционную службу и спросить, как долго Бурраска может находиться в Италии. Ведь у него теперь нет гражданства.

Брунетти усмехнулся:

— Наверное, жаль вам беднягу?

Вьянелло вскинул голову и с недоумением уставился на Брунетти:

— Жаль? Кого? Этого?…

С видимым усилием оборвав себя на полуслове, он вновь склонился над бумагами.

Брунетти пошел к себе в кабинет. Оттуда он позвонил в полицию Местре, представился и попросил соединить его с тем, кто занимался делом убитого трансвестита. Несколько минут спустя подошел сержант Галло, который объяснил, что ведет дело временно, пока не найдут кого-нибудь повыше рангом. Брунетти сказал, что он и есть тот человек, и попросил через полчаса прислать за ним машину на пьяццале Рома.

На улице, куда Брунетти шагнул из сумрачного и прохладного коридора квестуры, он едва не схватил тепловой удар и почти ослеп от солнечного света и бликов в канале. Зажмурившись, он поскорее вытащил из нагрудного кармана темные очки и водрузил их на нос. Не успел он сделать и пяти шагов, а рубашка уже промокла, пот градом покатился по спине. Он повернул направо, решив идти на Сан-Дзаккария и сесть там на vaporetto [4] 82-го маршрута, хотя это означало, что половину пути ему придется плестись под солнцем. Притом что в сторону моста Риальто ведет несколько затененных домами кале [5] , этот путь получается в два раза длиннее, а мысль о лишней минуте, проведенной на улице, внушала ему ужас.

Выйдя на Рива дельи Скьявони, он огляделся и увидел, как пассажиры покидают стоящий у пристани vaporetto. Тут перед ним встала типичная для венецианца дилемма: бежать ли, чтобы успеть на трамвайчик, или подождать следующего, который придет через десять минут, но торчать на жаре, болтаясь в ловушке дебаркадера. Он побежал. Пробегая по деревянным доскам причала, он столкнулся с необходимостью принять еще одно решение: притормозить ли возле желтого компостера, чтобы пробить талончик, рискуя при этом упустить трамвай, или не тормозить и выложить пять тысяч лир штрафа? Но тут он вспомнил, что находится при исполнении и может ездить за казенный счет.

Даже от такой короткой пробежки он вымок как мышь и потому остался на палубе, обдуваемый легким ветерком, пока vaporetto тащился вдоль Большого Канала. Вокруг были полуголые туристы, мужчины и женщины, в купальных костюмах, шортах, майках, и на секунду он позавидовал им, хотя и мог представить себя в подобном наряде разве только на пляже.

Зависть, впрочем, испарилась так же быстро, как и пот, и уступила место его обыкновенному раздражению, которое он испытывал всегда, глядя на этакое бесстыдство. Нет, будь у них идеальные фигуры и красивая одежда, он бы, может быть, и не злился. Но эти заурядные тряпки и обилие еще более заурядной наготы заставляли его с вожделением мечтать о принудительной скромности, заведенной в исламских странах. Он не был «эстетом», как говорила иногда Паола, но искренне полагал, что красота лучше уродства. Он отвернулся и стал смотреть на палаццо, мимо которых проплывал трамвайчик. Многие из них тоже имели весьма потрепанный вид, но это происходило не от бедности или лени хозяев, а от их собственной старости. Город был очень стар, но Брунетти любил его печальное, изрытое морщинами лицо.

Машина ждала его у отделения полиции на пьяццале Рома — сине-белый полицейский седан из Местре. Он постучал в окошко водителю. Когда сидевший за рулем молодой человек опустил стекло, в грудь Брунетти ударила волна холодного воздуха.

— Комиссар? — спросил молодой человек.

Брунетти кивнул.

— Меня прислал сержант Галло. — Водитель вышел из машины и распахнул для него заднюю дверь.

Брунетти сел в машину и откинулся на спинку сиденья. Кондиционер слишком усердно остужал его потные плечи и грудь. Такое положение вещей угрожало простудой.

— Куда вы хотите ехать, синьор? — Водитель включил зажигание.

В отпуск, вздохнул про себя Брунетти, а вслух сказал:

— Туда, где вы его подобрали.

Проехав через мост, соединяющий Венецию с материком, они свернули на шоссе, ведущее к Маргере. Вскоре лагуна скрылась из глаз. Шоссе было забито машинами, которые и так едва тащились, да еще вынуждены были останавливаться у светофоров на каждом перекрестке.

— Это вы были там сегодня утром?

Парень на секунду оглянулся. Воротник его рубашки был свежий и хрустящий. Похоже, он целый день просидел в своей кондиционированной машине.

— Нет, синьор. Там были Буффо и Рубелли.

— Мне сказали, что он занимался проституцией. Его удалось опознать?

— Я не знаю, синьор. Но звучит логично, не правда ли?