Книга Неизвестный венецианец, страница 45 – Донна Леон

— Может быть, синьор, ваш адвокат позвонит ей и попросит встретиться с ним где-нибудь в Милане сегодня вечером для разговора? И ее не будет… э-ээ… там, когда приедет полиция.

— А о чем моему адвокату с ней разговаривать?

— Он мог бы сказать, что ему нужно обсудить с ней что-нибудь от вашего имени, ну — условия какие-нибудь…

— Она терпеть не может моего адвоката.

— А с вами она стала бы разговаривать, синьор? Если вы скажете, что приедете в Милан сегодня вечером?

— Она… — Не договорив, Патта резко поднялся из-за стола и подошел к окну. Из его окна тоже была видна церковь Сан-Лоренцо.

Пока он стоял у окна и молча разглядывал Сан-Лоренцо, Брунетти сообразил, чем грозит ему эта ситуация. Если у Патты сейчас вырвется признание в том, что он любит свою жену и хочет, чтобы она вернулась, то он вовек не простит Брунетти как свидетеля собственной слабости. Не дай бог, если эта слабость проявится в виде дрожания губ или голоса. Тогда он и вовсе сживет его со свету.

Брунетти решил действовать. Серьезным и бесстрастным тоном, будто он и думать забыл о личных проблемах шефа, он произнес:

— Синьор, я пришел к вам для того, чтобы обсудить дело Маскари. Мне кажется, есть некоторые вещи, о которых я должен вам сообщить.

Плечи Патты поднялись и опустились — он глубоко вздохнул. Затем он обернулся и подошел к столу:

— Что там нового?

Брунетти подчеркнуто деловитым тоном рассказал ему о досье на Лигу, о квартирах, которые она сдает, — в частности, одну из них снимал Креспо, — и о пособиях, которые она ежемесячно выплачивает вдовам и сиротам из числа достойных.

— Полтора миллиона в месяц? — переспросил Патта, когда Брунетти поведал ему о визите Канале. — А официально сколько они берут?

— Канале платит сто десять тысяч. Никто из жильцов в списке не платит больше двухсот тысяч. То есть по документам выходит, что за одну квартиру Лига получает не более этой суммы.

— И большие это квартиры?

— У Креспо было четыре комнаты в современной многоэтажке. Других квартир я лично не видел, но, судя по адресам, по крайней мере по адресам в Венеции, и количеству комнат, это очень престижное жилье.

— Вы знаете, сколько народу платит ренту наличными, как Канале?

— Нет, синьор, этого я пока не знаю. Я хочу съездить и побеседовать об этом с жильцами. Мне нужны банковские счета Лиги. Еще мне нужны фамилии всех вдов и сирот, которые якобы получают от Лиги помощь.

— То есть вы хотите санкцию суда? — В Патте уже заговорила его врожденная осмотрительность. С людьми вроде Канале или Креспо годятся любые методы работы, никто не станет возражать, но банк — это банк, это совсем другое дело.

— У меня есть предположение, синьор, что они как-то связаны с Сантомауро. Мне кажется, расследование смерти Маскари в любом случае выведет нас на него. — Даже если Патта не питает мстительных чувств к жене Сантомауро, то охотно возьмется за него самого.

— Что ж, может, вы и правы, — вяло согласился Патта.

Правдивых аргументов явно не хватало, и Брунетти пришлось покривить душой. Иначе от Патты ничего не добьешься.

— Вполне возможно, что банк тут ни при чем, а все это махинации одного Сантомауро. Как только мы исключим банк из наших подозрений, мы начнем по полной программе разрабатывать Сантомауро.

Этого хватило, чтобы сломить сопротивление Патты.

— Хорошо, — сказал он. — Я отправлю запрос судье, чтобы выдал нам ордер на изъятие их документов.

— И документов Лиги тоже, — вставил Брунетти, прикидывая, не пройтись ли ему еще раз насчет Сантомауро, но воздержался.

— Ладно, — сказал Патта, но по голосу было ясно, что больше Брунетти ничего не получит.

— Спасибо, синьор. — Брунетти поднялся. — Теперь я возьму еще пару человек, и мы поедем опрашивать жильцов.

— Да-да, поезжайте, — отмахнулся Патта, утомясь от Брунетти и его забот, и снова склонился над своими бумагами, любовно погладил их рукой. Но Брунетти все не уходил. — Что-нибудь еще, комиссар? — Патта удивленно поднял голову.

— Нет, синьор. Это все, — сказал Брунетти и пошел к двери. Когда он выходил, Патта потянулся за телефоном.

Вернувшись к себе в кабинет, Брунетти позвонил в Больцано и попросил синьору Брунетти. После серии щелчков и провалов в трубке раздался голос Паолы.

— Чао, Гвидо, come stai? [44] Я звонила тебе в понедельник вечером, но тебя не было. Почему ты не позвонил?

— Я был занят, Паола. Ты газеты читаешь?

— Гвидо, я в отпуске. Я читаю работу Мастера. «Священный источник» — изумительная вещь. Время остановилось, ничего не происходит.

— Паола, давай не будем сейчас о Генри Джеймсе.

Эти слова ей доводилось выслушивать не раз, но впервые таким серьезным тоном.

— Что случилось, Гвидо?

Он пожалел, что не дозвонился тогда.

— Неприятности.

— Какие неприятности? — встревожилась она.

— Авария.

— Что за авария, Гвидо?

— На обратном пути из Местре нас едва не скинули с моста.

— Нас?

— Я ехал с Вьянелло. Еще в машине была Мария Нарди.

— Та девушка из Каннареджо? Новенькая?

— Да.

— И что произошло?

Почему он не дозвонился? Почему?

— Нас толкнула другая машина, и мы врезались в ограду моста. Она не была пристегнута, и ее ударило о дверь. Она свернула себе шею.

— Ах, бедная девочка, — прошептала Паола. — А ты, Гвидо?

— Нас с Вьянелло тряхнуло, но мы в порядке. Все кости целы, — попробовал он отшутиться.

— При чем здесь кости, Гвидо? — Она говорила очень тихо, но торопливо, наверное, от нетерпения или беспокойства. — Я спрашиваю, как ты себя чувствуешь.

— Нормально. А Вьянелло переживает. Он был за рулем.

— Да, это похоже на Вьянелло. Поговори с ним, Гвидо. Не давай ему сидеть без дела. — Она помолчала. — Может быть, мне вернуться?

— Нет, Паола. Ты ведь только что уехала. Я просто хотел сообщить тебе, что со мной ничего не случилось. Вдруг тебе на глаза попалась бы газета. Или кто-нибудь стал задавать вопросы. — Он слышал в трубке свой голос, и в нем — упрек ей за то, что не позвонила, не читала газет.

— Детям рассказывать?

— Лучше расскажи. Чтобы не пугались, если что. Но полегче там.

— Хорошо, Гвидо. Когда похороны?

На мгновение он растерялся. Чьи похороны: Маскари, Креспо или Марии Нарди? Нет, Марии, конечно.