– А йоги бывают эмо? – отдышавшись, спросила Оля.
– А то! Что не йог – эмо. Хваткие ребята. У них в Индии
эмо – завались. Только они шифруются. Такой законсервированный эмо‑подвид.
Сейчас поясню. Вот, к примеру, я дам тебе жестяную банку консервов…
– Давай, а то жрать охота, – пробудилась от
раздумий Алиска.
– Блин, я к примеру. Фигурально выражаясь! Ты же
нипочем не поймешь, что в ней внутрях.
– Я этикетку прочитаю, – медаль Алисе за
находчивость.
– А я ее, типа, уже содрал! – парировал Танго,
забирая у Оли откушенную половину бутерброда с сыром.
– Тогда сложнее…
– Вот! – торжествующе завопил Танго, вырывая у
Алисы остаток сыра и быстро запихивая его себе в пасть. – Так и йоги.
Внутри эмо, а без этикетки хрен догадаешься. Шифруются. Сидит такой нирванистый
кекс на гвоздях, а внутри – просто эмоциональный пожар. Но виду не кажет,
красавец такой. Зато, когда они начинают отплясывать – все сразу ясно – эмо.
Завиральская волна подхватила и понесла воодушевленного
Танго в сторону гибельного водоворота. Он округлил неморгающие глаза, загнал
брови вверх, весь его вид воплощал неимоверную правдивость. Сразу видно, врет и
врать будет долго.
– Помнится, у меня была банка горбуши. Я про нее как‑то
забыла, а потом вспомнила, – воспоминания были явно не из приятных.
Алисия скорбно глянула на свои черные коротко остриженные
ногти.
– И при чем тут йоги?
– Притом. С виду нормальные консервы, а как нож
воткнула, оттуда как рванет!
– Вот, – вкрадчиво пропел Танго, – снаружи
тишь да гладь, а внутри…
Все на минуту притихли, осознавая непознанные перспективы
бытия.
– А чем мы им могли помешать? Я власти имею в
виду, – очнулась любознательная Ляля.
– Первое, – Танго откинул несуществующую челку и
задрал вверх грязноватый указательный палец, – мы потенциальные рабы.
По‑честному, мы разом охренели от такого
предположения.
– Хватит ржать. Рабы и рабыньки. Раб – ценное
имущество, создающее материальные ценности. А эмо якобы склоняют неокрепшие
юные умы к суициду. То есть уничтожают ценное имущество государства.
– Фигня, – не выдержала я. – Просто у кого‑то
из власть предержащих ребенок стал эмо. Прикинь, приходит он домой такой весь
властью пропитанный, а там такое! Маленькая непонятная дряннушка, которая без
всякого пиетета относится к папаше. Эмо не влом сказать отцу родному, что она
думает про тупого, спесивого дурака. Вот вам и результат.
– Власти – полный отстой! – поддержала меня Ляля.
– А что такое пиетет? – оживилась Оля.
– Фигня. Просто из нас сделают козлов отпущения. Мы в
их понимании хуже панков.
– Панки – нормальные ребята! – отрапортовала Оля.
– Ну, тогда гопников.
– Гопники – говно. Как ни встречу, вечно то телефон
отнимут, то деньги вытрясут. И вот ведь гады, меньше чем по трое не шатаются.
– Панки – мегакруто! – не успокаивалась Оля.
– Согласен. Но они не развращают молодежь своими
идеями. Они просто – против всего.
– Им нравится бесить зажратых!
– А панки…
– Достала!
– Нет, ну послушайте… И я ушла. А они остались.
* * *
Потом я узнала, что они сговорились отбуцкать Вайпера за
кроликов. Но он как всегда заболтал их напрочь. Потом они замирились и всей
толпой отправились на какую‑то доступную крышу пускать мыльные пузыри. А
поскольку два вожака в одной стае не уживаются, то мальчишки стали выделываться
друг перед другом. Слово за слово, развопились прямо на крыше, как макаки. А
девчонки визжали, выражая таким образом отношение к ситуации.
А потом за ними гонялся какой‑то добровольный патруль.
Типа борцов против автомобильных пиротехников. А потом их занесло на старое
кладбище в центре города. Там они немного угомонились и решили передохнуть от
подвигов. Но напоролись на придурков, которые валили памятники. И Ляля решила
устроить им бяку. Она замотала голову шарфом, оставив открытым только лицо, и
пошла им навстречу. Глаза обведены черным, сама тощая как скелет, губы синие от
холода и плачет. Один спрашивает, мол, что ты тут, девочка, делаешь. А она: «Я,
типа, тут живууу. Пошли вы все на…» Но они ни хрена не испугались. Даже когда Вайпер
подвывать начал для убедительности.
Тогда Алиска как завизжит на все кладбище. Вайпер говорит –
сам чуть не обделался.
А потом они рванули от сторожей. Всем скопом, вместе с этими
придурками, которые памятники ломали. У придурков отступление организовано было
заранее. Их на машинах увезли. Напоследок дав Танго в табло. А Вайперу в глаз
приложили и уехали по своим придурошным кладбищенским делам.
Такая вот ботва нездоровая получилась.
Вайпер потом жутко гордился, что в такой переделке побывал.
Через неделю всем трепался, что это была задуманная им акция против
кладбищенских вандалов. Такой враль, офигеть! Они с Танго два сапога пара. И
оба – левые.
* * *
Изредка Кирилл просвещает меня в отношении своей надуманной
философии. В перерывах мы целуемся. Получается так: тупая лекция, за которой
следует бонус в виде длительного нежного поцелуя. Меня устраивает такой подход
к снаряду. Ему надо выговориться, а я тренируюсь. Потом пригодится.
– Будь сильной. Сила в спокойствии ума. Содержи свой ум
в чистоте. Не переживай по пустякам. Со всеми соглашайся. Даже когда не
собираешься сделать то, что от тебя требуют.
– Я вчера пообещала маме помыть посуду и не помыла. А
отец орал и кокнул грязную тарелку и сказал, что теперь я буду есть из
одноразовой посуды.
– Твой отец – эмо. А ты получила то, что хотела. Теперь
тебе никогда не надо будет мыть посуду.
– Черт. Значит, это я должна орать и долбать тарелки?
Глаза Кирилла смотрят в пустоту, словно он незрячий:
– Когда соглашаешься с противником, то необходимо
слегка улыбаться. Это всех бесит, и они становятся очень эмо.
– Круто. Так и убить могут.