Онлайн книга «Метроленд»
|
– И что же делать? – Вода, – принялся объяснять ему Гарин. – Вода прибывает, она может достать до контактного рельса. Тогда все, кто идет по путям, получат сильный удар током. Это – верная смерть. – И что же делать? – визгливо повторил толстяк. – Ждать. Пока не погаснет свет. – И?… Гарин договорил за него: – И потом ползти в темноте, стараясь держаться как можно дальше от вагонов. Ничего другого мне в голову не приходит. Толстяк всплеснул руками, будто говоря: «Хорошо, что вам хоть это приходит в голову». – А пока, – сказал Гарин, – попытаемся помочь тем, кто остался. Толстяк захихикал. – Это глупо. Мы же не сможем тащить их всех на себе. Гарин взглянул на него так, что у того пропала охота хихикать. – Во-первых, одного вы взять сможете. А я понесу дочь. Во-вторых, я должен им помочь. В-третьих, спасателям будет меньше работы… – Вы думаете, они придут за нами? Гарин помолчал. – В-третьих, спасателям будет меньше работы. В-четвертых, нам все равно надо что-то делать. Не сидеть же сложа руки. От этого можно сойти с ума. Вот вам целых четыре причины, если какая-нибудь одна кажется недостаточно веской. – Да, вы правы… – Поэтому давайте займемся этим прямо сейчас. У вас есть зажигалка – на тот случай, если свет вдруг неожиданно погаснет? – Есть, – сказал толстяк и оглянулся, словно боялся, что его может кто-то услышать. – Я много курю. Пробовал бросать, но тогда быстро набираю вес. – Угу… Похвально, – отозвался Гарин. – Держите ее все время под рукой. А пока пойдемте со мной. Не обращайте внимания на тяжело раненных и умирающих, мы им все равно не поможем. – Он обернулся на застывшего в немом вопросе толстяка. – Медицина катастроф – жестокая дисциплина. Ничего не поделаешь. Толстяк неожиданно привлек его к себе. «Сейчас он меня обнимет и поцелует, – отстраненно подумал Гарин. – И, может быть, поплачет на плече». Но толстяк сказал совсем другое. – Я так боюсь… Так боюсь… Но… Я вам верю. Хочу, чтобы вы об этом знали. – Хорошо… – обронил Гарин и уже хотел двинуться дальше, но толстяк остановил его. – И еще… Знаете, стыдно признаться… И поймите меня правильно… Это ничего не меняет. Я говорю это просто так. Сам не знаю зачем… Видите ли… Толстяк шумно вдохнул и выдохнул. Наконец он решился: – Вода прибывает… А я… Не умею плавать… Денис стоял, уперевшись обеими руками в стену. Каждый раз, когда его кто-нибудь толкал, он напрягал все мышцы, стараясь смягчить удар, принять его на себя, чтобы Алисе досталось как можно меньше. Она цепко держалась за отвороты его красивой дорогой куртки и что-то шептала. Что – он так и не мог разобрать. Крики, плач, звон стекла и топот ног постепенно стихали. Денис обернулся и был поражен, как быстро опустел вагон. Все, кто мог самостоятельно передвигаться, крушили окна и прыгали в тоннель. В вагоне остались беспорядочно лежащие тела, предметы одежды, сумки… В дальнем конце Денис разглядел даже сложенную детскую коляску. Он отодвинулся от Алисы, и девушка наконец-то вздохнула свободно. – Пойдем? – спросила она. Денис покачал головой. – В 1991 году в тоннеле от Мекки до Медины почти полторы тысячи паломников были затоптаны бегущей в панике толпой… Алиса слабо улыбнулась. Улыбка вышла кривой и совсем не веселой. – Вот как? Истомин кивнул и продолжал: – 28 октября 1995 года около трехсот человек погибли во время пожара в бакинском метро. Сгорели и задохнулись… – В Баку? – сказала Алиса. – Откуда ты все это знаешь? – Гены… – ответил Денис. – Или ты забыла, кто мой фазер? Для журналиста чем хуже новости, тем лучше. – Ну ладно… – Алиса сделала несколько неверных, спотыкающихся шагов и тяжело опустилась на сиденье. – Тогда… Скажи еще что-нибудь… ободряющее. Она сидела, прижав дерматиновую папку с «ватманами» к груди, и печально смотрела на лежавшие вповалку тела. Денис выглянул из разбитого окна двери. В тоннеле теснились люди – бескрайнее море людских голов. Они жались к стене, огибали вагоны и двигались вперед. «Точнее, теперь уже назад», – подумал Денис. – Ну, что еще приходит на ум… – сказал он. – Вот, например, как тебе понравится это? В 1944 году свыше пятисот пассажиров и поездная бригада задохнулись в железнодорожном тоннеле близ Салерно, Италия. – Все время тоннели, – тихо сказала Алиса. В голосе ее звучала обреченность. – И все задыхаются… – Ага! – Денис пробрался на другую сторону вагона, выглянул в противоположное окно, но и там всюду были люди. «Когда же это кончится? Когда мы сможем выбраться отсюда?» – Денис! Пойдем! – сказала Алиса. Казалось, еще немного и она расплачется. – Нет, – отрезал Истомин. – Едва мы спрыгнем, как нас затопчут. Пусть толпа схлынет. – Но мы… задохнемся здесь. Алиса подняла на него глаза, и Денис увидел, что его предположения подтвердились – она плакала. – Ну не ты, так я, – добавила она уже тише. Теперь ее голос звучал как-то сипло, и именно этого Денис боялся больше всего. Нехорошее тоскливое ожидание стянуло кожу на его спине и затылке. «Наверное, и волосы на голове встали дыбом». – Тебе плохо? – спросил он. Денис уже сам видел, что Алисе становится плохо. Все хуже и хуже с каждой секундой. Она часто дышала, как лохматая собака в летнюю жару. Губы, кончик носа и щеки медленно заливала пугающая синева. Денис отскочил от окна и бросился к Алисе. – Где ингалятор? Она ничего не ответила, только помотала головой. – Где твоя сумка? Алиса раскинула руки, уперлась в край сиденья и нагнулась, судорожно хватая ртом воздух. Она пожала плечами и закрыла глаза. Мысль о сумке почему-то сразу не пришла Денису в голову. Он поднял то, что хорошо видел – папку с «ватманами», а о сумке забыл. Причем, что самое странное, он все время помнил об ингаляторе. Он знал, что приступ у Алисы мог начаться внезапно. Но, видимо, в потрясенном сознании произошел какой-то сбой, и Денис думал об ингаляторе и о сумке, как о совершенно разных вещах, никак не связанных между собой. А ведь они были связаны самой простой и очевидной связью: ингалятор лежал в сумке, где же ему еще быть? |