Онлайн книга «Черная Орхидея»
— Расскажите о ваших отношениях с Чарли Айсслером. Вы знаете, что он сознался в убийстве Орхидеи? — Сначала не знала. Потом... в общем, я не удивилась, когда услышала об этом. У Чарли есть своего рода мания сознаваться в том, чего он не совершал. Если, допустим, убили проститутку и об этом написали в газетах, можно на какое-то время попрощаться с Чарли и готовить йод к его возвращению, потому что он очень старался сделать так, чтобы в участке его как следует отдубасили. Расс спросил: — Как вы думаете, почему он так поступает? — Как насчет угрызений совести? — А как насчет этого: сначала вы расскажете о том, где были с десятого по пятнадцатое января, а потом о том человеке, которого мы все не любим. — Как будто у меня есть выбор. — Есть. Или вы расскажете все нам, или надзирательнице в камере. Расс резко поправил свой галстук. — Помните, где вы были в те дни, мисс Стинсон? Салли, достав из кармана сигареты и спички, закурила. — Все, кто знал Лиз, помнят, где они были в те дни. Это как в то время, когда умер Рузвельт. Жалеешь, что не можешь вернуться назад и все изменить. Я хотел было извиниться за свою нетактичность, но Расс меня опередил: — Мой напарник не хотел вас обидеть, просто это для него больная тема. Его замечание сработало. Салли Стинсон бросила сигарету на пол и, затушив ее голой ногой, погладила стоявшие рядом чемоданы. — Вы за порог — и я следом. Хорошо, так и быть, расскажу только вам, но никому больше — ни прокурорам, ни присяжным, ни другим полицейским. Вы — за порог, и Салли туда же. Расс кивнул: — Договорились. На ее лице появился румянец, который вместе со злым блеском в глазах делал ее моложе лет на десять. — Десятого, в пятницу, мне в гостиницу позвонили. Какой-то парень, представившийся другом Чарли, сказал, что хочет снять меня для своего дружка-девственника. На два дня в «Билтморе» за сто пятьдесят. Я ему сказала, что уже давно не видела Чарли и что, вообще, откуда у него мой номер? Он сказал, что это не мое дело и что я должна встретиться с ним и его дружком на следующий день в полдень возле «Билтмора». У меня тогда не было бабок, и я согласилась. Два похожих как две капли толстяка, как я поняла, папаша и сынок, полицейские. Деньги переходят из рук в руки. У сынка дурно пахнет изо рта, но мне попадались фрукты и похуже. Он называет фамилию своего отца, я немного пугаюсь, но папаша быстро смывается, а сынок такой рохля, справиться с которым не составит труда. Она снова закурила. Расс передал мне фотографии Фогелей, сделанные для отдела кадров, я показал их Салли. — Они самые, — сказала она, ткнув в их лица своей сигаретой, затем продолжила: — Фогель снял номер люкс. Мы с сынком перепихнулись, а потом он стал меня упрашивать поиграть с этими его противными секс-игрушками, которые он принес. Я наотрез отказалась. Он пообещал заплатить еще двадцатку, если я соглашусь, чтобы он меня слегка похлестал. Я сказала, что от меня он этого не дождется. Потом... Я прервал ее: — Он говорил что-нибудь о порнофильмах? Фильмах с участием лесбиянок? Салли фыркнула: — Он говорил о бейсболе и о своем пенисе. Он называл его Большой Шницель. Правда, был у него скорее маленький. — Продолжайте, мисс Стенсон. — Мы трахались до вечера, и я до посинения слушала эту его дурацкую болтовню про «Бруклин Доджерс» и Большой Шницель. Потом мне надоело, и я предложила ему поужинать и подышать свежим воздухом, и мы пошли в холл. А там сидит Лиз. Совсем одна. Она мне говорит, что ей нужны деньги, и, так как я вижу, что сынок положил на нее глаз, я устраиваю им свидание. Мы возвращаемся в люкс, и, пока я курю, они занимаются этим в спальне. Она выскакивает оттуда где-то в двенадцать тридцать и шепчет: «Маленький Шницель», после чего убегает. Следующий раз я увидела ее уже на фото во всех газетах. Я посмотрел на Расса. С подчеркнутой артикуляцией он произнес: — Дюланж. — Я согласно кивнул, представив, как Бетти Шорт, получив деньги, начала кутить и делала это до тех пор, пока утром двенадцатого не встретила Француза Джо. Последние дни Орхидеи стали прорисовываться более отчетливо. Расс спросил: — И после того как она ушла, вы снова вернулись к Джону Фогелю? Она отшвырнула лежавшие на полу фотографии и ответила: — Да. — Он говорил с вами о Лиз Шорт? — Он сказал, что ей понравился Большой Шницель. — Он не говорил, что они снова договорились встретиться? — Нет. — А что он про нее сказал? Салли пожала плечами. — Он сказал, что ей понравилось играть в его игры. Я его спрашиваю, в какие игры? А он: Хозяин и рабыня, Полицейский и шлюха. Я попросил: — Продолжайте, пожалуйста. Салли бросила взгляд на дверь. — Через два дня после того как Лиз попала во все газеты, ко мне в гостиницу заехал Фриц Фогель и рассказал, что его сынок признался в том, что трахался с ней. Фогель сказал мне, что узнал про меня из какого-то полицейского досье, а потом стал спрашивать про моих... сутенеров. Я упомянула Чарли, и он вспомнил, что уже встречался с ним, когда работал в Отделе нравов. Потом он начал нервничать, потому что вдруг вспомнил, что у Чарли была эта мания брать всю вину на себя. Из моего номера он позвонил какому-то своему приятелю и попросил его выкрасть из архива Отдела по борьбе с наркотиками досье на Чарли, потом еще куда-то позвонил, после чего начал бесноваться, потому что тот, с кем он разговаривал, сообщил ему, что Чарли уже задержали и он сознался в убийстве Лиз. — А потом он стал меня избивать. Начал задавать мне все эти вопросы по поводу того, могла ли Лиз рассказать Чарли, что трахалась с сыном полицейского. Я сказала ему, что Лиз и Чарли были едва знакомы, что Чарли всего лишь несколько раз, давным-давно, посылал ее к клиентам, но Фогель продолжал меня избивать, грозя совсем меня прикончить, если я расскажу полиции о связи его сына и Орхидеи. Я поднялся. Расс остался сидеть неподвижно. — Мисс Стинсон, вы упомянули о том, что, когда Джон Фогель сказал вам про своего отца, вы испугались. Почему? Салли прошептала: — Я слышала одну историю. — Внезапно ее лицо приняло совсем страдальческий вид, осунувшись на глазах. — Какую историю? Дрожащим шепотом она ответила: — О том, как его вышибли из Отдела нравов. |